сдавался. Но я должен тебя прикончить, чтобы ты ничего не рассказал. Именно тебя, самого
старого гостя. Тебя в первую очередь. До других тоже очередь дойдет, — прибавил он, словно
утешая его. — Не оставляй свидетелей. Старая заповедь национал-социалиста.
Он достал из ящика стола молоток.
— Тебя я, так и быть, прихлопну побыстрее. — Он положил молоток рядом с собой.
В ту же секунду Люббе встрепенулся и попробовал схватить молоток своими обожженными
руками. Бройер легким толчком кулака отбросил его в сторону. Люббе упал.
— Смотри-ка, — добродушно удивился Бройер. — Все еще не оставляешь надежды.
Правильно. Почему бы и не попробовать лишний раз? Сиди-сиди. Мне так даже удобнее. — Он
приложил ладонь к уху. — Что? Что ты говоришь?
— Они вас… всех… точно так же…
— Да бро-ось ты, Люббе. Конечно, тебе бы этого очень хотелось. Они такими вещами не
занимаются, эти чистоплюи. Да и потом — меня уже здесь не будет. А вы уже ничего не
расскажете. — Он сделал глоток коньяку. — Хочешь сигарету? — спросил он неожиданно.
Люббе поднял на него глаза.
— Да.
Бройер сунул ему в рот сигарету, поднес горящую спичку и прикурил от этой же спички
свою.
Они молча курили. Люббе знал, что это конец. Он пытался еще раз, через закрытое окно,
услышать канонаду. Бройер допил свой коньяк, отложил в сторону сигарету и взялся за молоток.
— Ну ладно, пора.
— Будь проклят! — прошептал Люббе. Сигарета не вывалилась у него изо рта. Она
приклеилась к его окровавленной верхней губе.
Бройер ударил его несколько раз тупым концом молотка по голове. То, что он не
использовал острый конец, было своеобразным комплиментом Люббе, тело которого медленно
обмякло.
Некоторое время Бройер мрачно сидел, думая ни о чем. Потом ему вспомнились слова
Люббе. Он почувствовал себя странным образом обманутым. Люббе обманул его. Он должен
был скулить. Но Люббе ни за что не стал бы скулить, даже если бы он убивал его медленно. Он
бы стонал, но это не считается. Это был бы не он, а всего лишь его тело. Это что-то вроде
дыхания вслух, не больше. Бройер опять услышал раскаты за окном. Кто-нибудь в эту ночь еще
обязательно должен был скулить, иначе все летит к черту. Вот в чем дело! Теперь он понял. Он
не мог допустить, чтобы эта история с Люббе закончилась так: получилось бы, будто Люббе
победил. Он грузно встал и отправился в камеру 4. Ему повезло. Очень скоро панический голос
его жертвы уже выл, причитал, кричал, канючил и скулил и лишь спустя какое-то время начал
становиться все тише и тише, пока не умолк совсем.
Бройер удовлетворенно вернулся в свою комнату.
— Вот видишь! Вы еще пока у нас в кулаке, — обратился он к лежавшему на полу трупу
Люббе и толкнул его ногой. Толчок был несильный, но лицо Люббе словно вдруг ожило. Бройер
склонился над ним. Ему померещилось, будто Люббе показал ему язык. Потом он заметил, что
сигарета во рту не сразу погасла, а догорела до самых губ. Столбик пепла от толчка упал на
грудь убитого. Бройер вдруг почувствовал себя усталым. Ему было лень выволакивать труп из
комнаты. Он затолкал его сапогами под кровать. Пусть полежит до завтра. На полу остался
темный след. Бройер сонно ухмыльнулся. «А когда-то я не переносил вида крови, — подумал
он. — Когда был маленьким. Странно!»
