Заключенные остановились, пропуская автомобиль. Левинский держал дверь сзади, с
правой стороны. Он посмотрел на сломанную шею Дитца, потом на резного младенца Моисея,
спасенного и улыбающегося, на мерседес, на чемоданы, на бегущих офицеров и глубоко
вздохнул.
Машина проползла мимо.
— Дерьмо! — произнес вдруг один из эсэсовских охранников, могучий мясник с плоским,
как у боксера носом. — Дерьмо вонючее! Скоты… — Он имел в виду не заключенных.
Левинский прислушался. На несколько секунд мотор мерседеса заглушил далекие раскаты,
затем они послышались вновь, глухие и неумолимые. Подземные барабаны смерти.
— Вперед! — встрепенулся растерянный начальник конвоя. — Живо! Живо!
Незаметно надвигался вечер. Лагерь был переполнен слухами. Они ползли по баракам,
опережая друг друга, один противоречивее другого. То вдруг говорили, будто эсэсовцы ушли; тут
же появлялся кто-то другой и утверждал, что они, наоборот, получили подкрепление. Потом
прошел слух, будто поблизости от города видели американские танки. Еще через полчаса эти
танки оказывались немецкими танками, приданными частям, которые собирались оборонять
город.
Новый староста блока появился в три часа. Это был политический, а не уголовник.
— Не наш, — разочарованно бросил Вернер.
— Почему не наш? — удивился 509-й. — Это же один из нас. Политический, а не зеленый.
Или — кого ты называешь «нашими»?
— Ты же знаешь. Зачем спрашиваешь?
Они сидели в бараке. Вернер собирался вернуться в рабочий лагерь, дождавшись свистков
отбоя. 509-й прятался, решив сначала посмотреть, что из себя представляет новый староста
блока. Рядом с ними хрипел в последнем приступе удушья скелет с грязными седыми волосами.
Он умирал от воспаления легких.
— Наши — это члены подпольной организации лагеря, — назидательно произнес
Вернер. — Ты это хотел услышать, а? — Он улыбнулся.
— Нет. Я не это хотел услышать. И ты не это хотел сказать.
— Пока что я говорю это.
— Да. Пока необходим этот вынужденный союз. А потом?
— Потом? — сказал Вернер, словно удивляясь такому невежеству. — Потом, безусловно,
одна какая-нибудь партия должна взять власть в свои руки. Сплоченная партия, а не
разношерстная толпа.
— То есть твоя партия. Коммунисты.
— Конечно. А кто же еще?
— Любая другая партия. Но только не тоталитарная.
Вернер коротко рассмеялся.
— Дурень! Никакой другой. Именно тоталитарная! Ты видишь эти знаки на стене? Все
промежуточные партии стерты в порошок. А коммунисты сохранили свою силу. Война
закончится. Россия оккупировала значительную часть Германии. Это без сомнения самая
могучая сила в Европе. Время коалиций прошло. Эта — была последней. Союзники помогли
коммунизму и ослабили себя, дурачье. Мир на земле теперь будет зависеть…
— Я знаю, — перебил его 509-й. — Эта песня мне знакома. Скажи лучше, что будет с теми,
кто против вас, если вы выиграете и возьмете власть? Или с теми, кто не с вами?
Вернер немного помолчал.
— Тут есть много разных путей, — сказал он, наконец.
