Ратуша лежала в развалинах. Им раздали лопаты и кирки, и они принялись за работу. Пахло
гарью. Но они постоянно чувствовали другой запах — сладковато-гнилой, от которого
судорожно сжимался желудок и который был знаком им лучше, чем какой-либо другой — запах
разложения. В эти теплые апрельские дни в городе пахло погребенными под обломками
трупами.
Через два часа они наткнулись на первого мертвеца. Вначале показались сапоги. Это был
шарфюрер СС.
— Ну вот и дождались!.. — прошептал Мюнцер. — Наконец-то! Теперь мы откапываем их
трупы! Их трупы, понимаешь?
Он заработал с удвоенной силой.
— Осторожно! — заорал подошедший к ним охранник. — Это же человек, ты что, не
видишь?
Они отгребли в стороны еще немного щебня. Показались плечи, а затем и голова. Подняв
труп на руки, они пронесли его несколько шагов и хотели опустить на землю.
— Дальше! — нервно крикнул им вслед эсэсовец. Он не сводил глаз с трупа. — Осторожно!
Они быстро откопали одного за другим еще троих и положили их рядом с первым. Они
носили их, взяв за сапоги и за руки, торчавшие из форменных рукавов. При этом они
испытывали неслыханное чувство — до сих пор им приходилось носить так лишь своих
товарищей, избитых до полусмерти, окровавленных и грязных, из штрафных бункеров и из
пыточных, мертвых или умирающих, а потом, в последние дни, — штатских; и вот впервые они
так же, за руки и за ноги, таскали своих врагов. Они продолжали работать, и никому не надо
было их подгонять. Пот заливал их лица, они работали, стараясь найти как можно больше
трупов. С силой, которой и не подозревали в себе, они оттаскивали в сторону бревна и тяжелые
куски арматуры и, переполняемые ненавистью и злорадством, жадно искали мертвецов. словно
старатели, одержимые жаждой золота.
Еще через час они обнаружили Дитца. У него была сломана шея. Голова его была так
прижата к груди, как будто он сам себе пытался прокусить горло. Вначале они не решались
прикоснуться к нему. Они просто полностью откопали тело. Обе руки тоже были переломаны.
Казалось, будто у них вместо трех было четыре сустава.
— Бог есть, — прошептал заключенный, работавший с Мюнцером, глядя прямо перед
собой. — Бог все-таки есть на свете! Есть!
— А ну заткнись! — крикнул эсэсовец. — Что ты там болтаешь? — Он пнул его в
колено. — Что ты сказал? Я видел, ты что-то говорил!
Заключенный выпрямился — получив пинок, он упал прямо на Дитца.
— Я сказал, что для господина обергруппенфюрера нужны носилки, — ответил он с
непроницаемым лицом. — Мы ведь не можем нести его просто так, как других.
— Это не твое собачье дело! Здесь пока еще командуем мы! Понял? Понял или нет?
— Так точно.
«Пока еще… — повторил про себя Левинский. — Пока еще командуем!.. Значит, они уже
поняли…» Он опять взялся за лопату.
Эсэсовец все еще смотрел на Дитца. Он непроизвольно встал навытяжку. Это спасло
заключенного, вновь уверовавшего в Бога. Эсэсовец наконец развернулся и отправился за
старшим конвоя. Тот при виде Дитца тоже изобразил подобие стойки «смирно».
— Носилок еще нет, — пояснил охранник. Ответ заключенного, вновь уверовавшего в бога,
все же произвел на него впечатление. Офицера СС такого высокого ранга и в самом деле нельзя
было просто тащить за ноги и за руки.
Старший конвоя огляделся по сторонам. Чуть поодаль он заметил торчавшую из-под щебня
