Она сняла один из браслетов и протянула китаянке. Сверкнув глазами, та схватила его и
спрятала на груди.
Скраймор вернулся от больного, о чем-то спросил китаянку и отослал ее. Она быстро пошла
прочь, прижимая к груди талисман.
— Сейчас я повторю все, что уже говорил вам, — сказал он. — Вы, наверное, знаете, что
случилось. Вы в одиночестве…
— Но я хотела побыть в одиночестве…
— Стало быть, вы не знаете…
— Да…
— Не понимаю, что вы имеете в виду. Я вынужден сказать вам правду.
— О-о.
— Чтобы достичь своей цели. Лавалетт и малайка…
Гэм вскочила.
— Кто это сказал?
— Стало быть, вы не знаете. Люцеки их видела.
— Где? Кому об этом известно? — Дрожа от волнения, Гэм стояла перед ним. — Мне
важно это знать! Я должна знать. Вы можете выяснить?
— Малайка у меня на службе. Через час она начнет хвастаться.
Гэм, бледная как полотно, боролась с собой.
— Завтра вы мне сообщите… — Она тотчас устыдилась сказанного и, не прощаясь, ушла в
спальню. Но от последних своих слов не отреклась.
За целый день Гэм ни разу не видела малайки. Лавалетт со Скраймором пошли на охоту,
потому что в окрестностях были замечены следы тигров. Вернулись оба ни с чем, Лавалетт
держался непринужденно, Скраймор был бледен и подавлен.
В конце концов Скраймору удалось застать Гэм в одиночестве. Она в ожидании смотрела
на него. Он прятал глаза, хотел что-то сказать, передумал, неуверенно прикусил губу, но потом
решительно поднял голову и хрипло выдавил:
— Нет, нет… Он только немного поговорил с ней и развязал ее саронг
— а потом ушел, оставил ее, даже знаком не показал, чтобы она двинулась за ним. Когда же
она сама пошла следом, он дал ей несколько рупий и отослал прочь.
Гэм шумно перевела дух.
— Благодарю вас… — Она порывисто протянула Скраймору руку, глаза сверкали, лицо то
заливалось румянцем, то бледнело.
— Как же вы любите его… — пробормотал Скраймор.
Она улыбнулась ему вдогонку.
— Что вы знаете об этом…
Гэм была в смятении. Лавалетт потерял свободу? Отчего он отверг малайку? Из-за нее?
Счастье захлестнуло ее жгучей, до боли жгучей волной, и одновременно этот бушующий в ней
ураган совершенно подавил Гэм. Тем не менее она чувствовала: впереди опять бежит дорога,
конец далеко, все откипит пеной, и снова ее безмолвно ждет грядущее.
В этот вечер она была необычайно кроткой и часто не могла говорить, опасаясь
расплакаться. Скраймор молча наблюдал за нею, а после ужина опять ушел в деревню проведать
больного. Лавалетт просматривал свои записи.
— Эти планы еще важнее, чем я думал, — сказал он, — мало-помалу я начинаю понимать,
отчего предупреждены все посты, вокзалы и порты. Я просто обязан благополучно переправить
их в Сиам. Завтра двинемся дальше. К тому же этот Скраймор, по-моему, становится вам в
тягость…
