297 / 453
297
Стивен Кинг: «Темная Башня»
Но он –
не
Бог. По крайней мере в этой истории. Он чертовски хорошо знает, что
Джейка Чеймберза не было там в день, когда его сшибла машина, не было и Роланда Дискей-
на, сама мысль об этом достойна осмеяния, они же, видит Бог, выдумки, но он также знает и
другое: в какой-то момент песня, которую он слышит, когда сидит за «макинтошем» послед-
ней модели, стала песней смерти Джейка, и не заметить этого означало одно – полностью по-
терять связь с Вес’-Ка Ган, на что он пойти не может. Не может, если хочет закончить исто-
рию. Эта песня – единственная ниточка, которая его ведет, хлебные крошки на тропе, кото-
рым он должен следовать, если хочет выйти из этого дремучего леса сюжета, который он по-
садил, и…
Ты уверен, что посадил его?
Ну… нет. По правде говоря, не уверен. Так что самое время вызвать людей в белых ха-
латах.
И ты абсолютно уверен, что Джейка в тот день там не было? В конце концов, много
ли ты помнишь о том чертовом инциденте?
Не так, чтобы очень. Он помнит, как увидел крышу минивэна Брайна Смита, появив-
шуюся над вершиной холма, понял, что едет тот не по проезжей части, как положено, а по
обочине. А потом помнит Смита, сидящего на каменной стене. Смит смотрит на него сверху
вниз и говорит, что его нога сломана в шести, может, в семи местах. А между двумя этими
воспоминаниями, перед столкновением и после него, пленка памяти полностью засвечена.
Или
почти
полностью.
Потому что иногда, ночью, когда он просыпается от сна, который не может вспом-
нить…
Иногда он слышит… ну…
– Иногда слышатся голоса, – говорит Кинг. – Почему ты просто не скажешь это? – А
потом, смеясь, добавляет: – Пожалуй, только что и сказал.
Он слышит приближающееся по коридору цоканье когтей, и Марлоу сует нос в его ка-
бинет. Марлоу – уэльский корги, с короткими лапами и большими ушами, уже старенький,
162
со своими болями и ломотой в костях, не говоря уже о глазе, который ему удалили вместе со
злокачественной опухолью, в прошлом году. Ветеринар говорил, что операцию Марлоу ско-
рее всего не переживет, но он пережил. Хороший малыш. И крепкий. А когда он поднимает
голову, чтобы посмотреть на писателя, на его морде играет привычная собачья улыбка. «Как
жизнь, старина? – словно спрашивает она. – Написал сегодня хорошие слова? Все путем?»
– Все у меня хорошо, Марлоу, – отвечает он. – Держусь. А как ты?
Марлоу (иногда известный, как «Ваша мордатость») в ответ покачивает скованной арт-
ритом «кормой».
«„Снова вы“, – вот что я ему сказал. А он спросил: „Ты меня вспомнил?“ А может,
просто сказал: „Ты вспомнил меня“. Я сказал ему, что хочу пить. Он ответил, что воды у
него нет, что он сожалеет, а я обозвал его лжецом. И правильно обозвал, потому что ни-
сколько он не сожалел. Плевать он хотел на то, что мне хотелось пить, потому что
Джейк умер, и он пытался возложить вину на меня, этот сукин сын пытался обвинить в
смерти мальчика меня…»
– Но в действительности ничего этого не произошло, – говорит Кинг, наблюдая, как
Марлоу возвращается на кухню, где может вновь проверить, есть ли в его миске вода, прежде
чем улечься вздремнуть. А днем он спит на удивление долго. Кроме них двоих, дома никого
нет, а в таких случаях писатель часто разговаривает сам с собой вслух. – Я хочу сказать, ты
это
знаешь
, не так ли? Знаешь, что в действительности ничего этого не было.
Он полагает, что знает, но такая вот смерть Джейка на удивление
странная
. Джейк
присутствует во всех его черновых набросках, и в этом нет ничего удивительного. Потому
что Джейк должен был оставаться на страницах книги почти что до самого конца. Все они
должны были оставаться. Разумеется, автор не может полностью контролировать ни одну
Уэльский корги — порода декоративных собак, шерсть гладкая, средней длины, рыжевато-коричневый или
162
черный с белыми или желтыми отметинами, высота 30 см. Выведена в Уэльсе.