343 / 453
343
Стивен Кинг: «Темная Башня»
кров. Спросила Роланда, знает ли он, что это за огни. Нет, они нисколько ее не интересовали,
но, слушая собственный голос, она получала подтверждение того, что не умерла. Пока, во
всяком случае, не умерла.
– Я думаю, это гобы.
– К-к-кто о-они? – От холода она начала и заикаться.
– Не знаю, как тебе это объяснить, – ответил он. – Да и нужды в этом нет. Со временем
ты их увидишь. А вот если ты сейчас прислушаешься, то услышишь кое-что более близкое и
интересное.
Поначалу она слышала только посвист ветра, но, когда он стих, ее уши уловили сухое
потрескивание травы. Кто-то по ней шел. Затем что-то захрустело: копыто продавило ко-
рочку льда, чтобы олень мог добраться до воды. Она также поняла, что через три-четыре дня
будет ходить в куртке, сшитой из шкуры животного, которое сейчас пило воду, но никак на
это отреагировала. Время теряет смысл, когда ты сидишь без сна в темноте, и холод не от-
пускает тебя ни на секунду.
Неужто и раньше она когда-либо считала, что замерзла? Смех, да и только.
– А что ты скажешь насчет Мордреда? – спросила она. – Как думаешь, он тоже где-то
здесь?
– Да.
– И он чувствует холод так же, как мы?
– Не знаю.
– Я этого больше не выдержу, Роланд… просто не могу.
– И не надо. Скоро займется заря, и я думаю, что еще до темноты мы разведем костер. –
Он откашлялся в кулак, потом обнял ее. – Ты почувствуешь себя лучше, как только мы пой-
дем дальше. А пока мы по крайней мере вместе.
2
Мордред замерзал точно так же, как и они, и никто не составлял ему компанию.
Он находился достаточно близко, чтобы слышать их: не сами слова, но голоса. Его не-
удержимо трясло, и в какой-то момент он сунул в рот пучок сухой травы: боялся, что Роланд,
с его острым слухом, уловит стук его зубов. Бушлат железнодорожника не мог помочь:
Мордред выбросил его после того, как бушлат рассыпался на клочья, которые он не мог со-
брать воедино. Из города у замка он вышел, кутая руки в рукава, но и они продержались не-
долго, начав рассыпаться с локтей. Так что из одежды у него остались только сапоги, да и то
лишь потому, что он сумел сплести из длинных травинок какое-то подобие веревки и привя-
зал их к своим ногам.
Он подумал о том, чтобы трансформироваться в паука, зная: в этом обличье холод бу-
дет донимать его меньше, но всю его короткую жизнь над ним висел дамоклов меч голода, и
он полагал, что какая-то его часть будет всегда бояться этого самого голода, сколько бы еды
ни было под рукой. А Боги знали, что в этот самый момент еды было не так уж и много: три
отрубленные руки, четыре ноги, две частично съеденные, и часть торса, вот и все. Если бы он
трансформировался, паук сожрал бы все это до рассвета. И хотя здесь была дичь, он слышал
оленя так же ясно, как и его Белый папуля, Мордред не знал, сумеет ли он подманить оленя к
себе или догнать его.
Поэтому он сидел, дрожа всем телом и прислушиваясь к звукам их голосов, пока голоса
не смолкли. Возможно, они заснули. Возможно, он сам чуть задремал. И только одно удер-
живало его, не позволяло развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти: ненависть к ним.
А ненавидел он их за то, что они были вместе, а он – один. И никого у него не было.
Мордред голоден
, – с тоской подумал он. –
Мордреду холодно. И у Мордреда никого
нет. Мордред один-одинешенек
.
Он засунул кулак в рот, засунул глубоко, всасывая идущее от него тепло. В крови чув-
ствовался вкус жизни Рэндо Вдумчивого… но как ее было мало! Как быстро она ушла! А по-
том не осталось ничего, кроме собственного бесполезного вкуса.
В темноте Мордред заплакал.