Стивен Кинг: «Волки Кальи»
стью, никакой постмодернистской скорби о гибели американской системы ценностей, нет
даже свойственного западному человеку религиозно-психологического чувства вины. Только
желание навечно задержать дыхание или повернуть голову, а лучше бы, и то и другое. Не
получается. Он не дышит целую вечность, кровь вампира, как краска, марает щеки, лоб,
подбородок. Но тщетно. В конце концов, он делает то, что приходится делать всем алко-
голикам, как только спиртное крепко берет их в оборот: он пьет.
Третий страйк. Ты вне игры.
6
– Мальчик убежал. Спасся. И меня Барлоу тоже отпустил. В моей смерти он не находил
никакого смысла, понимаете. Вот и оставил меня в живых, себе на потеху.
– Больше часа я бродил по улицам города, который все больше напоминал кладбище.
Вампиров первого типа немного, и это благо, потому что даже один такой вампир может
много чего натворить за очень короткий период времени. Уже половина населения стали
вампирами, а я был слишком слеп, слишком шокирован, чтобы осознать это. И никто из но-
вых вампиров не приближался ко мне. Барлоу оставил на мне метку, точно так же, как Бог
пометил Каина, прежде чем отправить в изгнание в землю Нод. Я принадлежал ему по праву
и крови, как сказал бы ты, Роланд.
В переулке у «Аптеки Спенсера» был фонтанчик с питьевой водой, из тех, которые ми-
нистерство здравоохранения запретило несколькими годами позже, но тогда ни один малень-
кий городок не обходился без таких фонтанчиков. Я смыл кровь Барлоу с лица и шеи. Поста-
рался смыть и с волос. А потом пошел к церкви святого Андрея, моей церкви. Я решил вы-
молить у Бога второй шанс. Не у Бога теологов, которые верят, что все хорошее и плохое ис-
ходит из нас самих, но у старого Бога. Того самого, который говорил с Моисеем. Второй
шанс, это все о чем я хотел попросить. Соглашался отдать за это жизнь.
Все ускорял шаг, так что к церкви не подошел – подбежал. В нее вели три двери. Я про-
тянул руку к средней. И тут же в глушителе какого-то автомобиля громыхнула обратная
вспышка, раздался чей-то смех. Я отчетливо помню эти звуки. Потому что они отсекли ту
часть моей жизни, в которой я был священником римской католической церкви.
– А что случилось с тобой, сладенький? – спросила Сюзанна.
– Дверь отвергла меня, – ответил Каллагэн. – Когда я прикоснулся к металлической
ручке, из нее ударила молния. Отбросила меня со ступенек на бетонный тротуар. И изувечи-
ла руку, – он поднял правую, всю в шрамах руку.
– И это? – Эдди указал на лоб Каллагэна.
– Нет, – ответил тот. – Это случилось позже. Я сумел поднялся. Еще побродил по горо-
ду, вернулся к «Аптеке Спенсера», только на этот раз вошел. Купил бинты, чтобы перевязать
обожженную руку. И когда расплачивался, увидел плакат: «ПРОКАТИСЬ НА БОЛЬШОЙ
СЕРОЙ СОБАКЕ».
– Он говорит про «Грейхаунд», сладенький, – пояснила Сюзанна Роланду. – Это нацио-
нальная автобусная компания.
Роланд кивнул и посмотрел на Каллагэна, ожидая продолжения.
– Мисс Кугэн сказала мне, что следующий автобус направляется в Нью-Йорк, и я ку-
пил на него билет. Если б она сказала, что автобус идет в Джексонвилл или Ноум, или в Нот-
Бургу в Южной Дакоте, поехал бы туда. Потому что мечтал только об одном: выбраться из
этого чертова городка. Плевать я хотел на то, что люди умирали или их ждало что-то похуже
смерти, пусть некоторые были моими друзьями, а другие – прихожанами. Я хотел выбраться
оттуда. Можете вы это понять?
– Да, – без малейшего колебания ответил Роланд. – Очень даже можем.
Каллагэн встретился с ним взглядом, и увиденное в глазах стрелка, похоже, его обнаде-
жило. Продолжал он уже спокойнее.
– Лоретта Кугэн была одной из городских старых дев. Я, должно быть, сильно напугал
ее, потому что она попросила меня подождать автобуса на улице. Наконец, он подъехал. Я
поднялся в салон и протянул водителю билет. Он оторвал свою половину и вернул мне мою.
Я сел. Автобус тронулся с места. Мы проехали под мигающим желтым светофором в центре
140