Стивен Кинг: «Волки Кальи»
вался, что Энди приглядывает за ними, а потому позволил себе глубоко заснуть.
А потом этот сон. Ужасный сон. Сюзанна в огромной, грязной кухне заброшенного
замка. Сюзанна поднимает к лицу пищащую крысу, насажанную на вилку для мяса. Подни-
мает и смеется, тогда как кровь с деревянной ручки стекает на ее руку.
Это не сон, и ты это знаешь. Ты должен сказать Роланду.
За этой мыслью последовала другая, еще более тревожная:
Роланд знает. И Эдди
.
Джейк по-прежнему сидел, прижав колени к груди, обхватив их руками, чувствуя себя
глубоко несчастным, прямо таки как в тот день, когда он разглядел собственное экзаменаци-
онное сочинение по английскому языку на уроке у мисс Эйвери. «Как я понимаю правду»,
так называлось сочинение. Теперь-то он знал, почему оно написано так, а не иначе, знал, что
по большей части сочинение это обусловлено прикосновениями, как говорил Роланд, или
телепатией, чтением мыслей другого человека, этот термин предпочитали использовать в
Нью-Йорке двадцатого века, но тогда испытал дикий ужас. На этот раз не столько ужаснулся,
как… ну…
«Почувствовал грусть», – подумал он.
Да. Да, они вроде бы ка-тет, единство из множества, да только их единство нынче уте-
рялось. Сюзанна стала другой личностью, и Роланд не хотел ставить ее в известность, пото-
му что предстояла схватка с Волками как этом, так и в другом мире.
С Волками Кальи, с Волками Нью-Йорка.
Джейк хотел разозлиться, да только понимал, что злиться не на кого. Сюзанна забере-
менела, помогая, между прочим, ему, и если Роланд и Эдди не говорили ей об этом, то лишь
потому, чтобы поберечь ее.
Да, конечно
, – вмешался негодующий голос. –
Но они также хотят, чтобы она помо-
гла им, когда Волки выедут из Тандерклепа. От нее будет куда меньше пользы, если акку-
рат в это время у нее случится выкидыш или нервный срыв.
Он знал, это несправедливые слова, но сон очень уж сильно потряс его. Перед мыслен-
ным взором вновь и вновь возникала крыса. Крыса, извивающаяся на вилке для мяса. Она,
поднимающая крысу на уровень лица. И улыбающаяся. Не мог он этого забыть. Улыбающая-
ся. В тот момент он прикоснулся к ее разуму и уловил мысль: крысиный кебаб.
– Господи, – прошептал Джейк.
Вроде бы он понимал, почему Роланд не рассказывает Сюзанне о Миа и о ребенке, ко-
торого Миа называла малым, но разве стрелок не отдавал себе отчета, что при этом терялось
кое-что очень важное, и с каждым уходящим днем этого важного терялось все больше и
больше.
Они знают больше, чем ты, они взрослые.
Джейк подумал, что это утверждение – дерьмо собачье. Если взрослые знали больше и
лучше разбирались в проблемах, которые постоянно подбрасывала жизнь, почему его отец
выкуривал в день по три пачки сигарет без фильтра и нюхал кокаин, пока из носа не начина-
ла идти кровь? Если взрослые обладали особыми знаниями, которые позволяли всегда по-
ступать правильно, почему его мать спала со своим массажистом, которого отличали огром-
ные бицепсы и полное отсутствие мозгов? Почему ни один из них не заметил, что в 1977
году, когда весна переходила в лето, что их ребенок (по прозвищу Бама, известном только до-
моправительнице) медленно, но верно сходил с ума?
Это не одно и то же.
А что, если одно? Что, если Роланд и Эдди очень уж близко к проблеме и не могут вз-
глянуть на нее со стороны, не могут увидеть очевидное?
Что есть очевидное? Каково твое понимание очевидного?
Они больше не ка-тет, вот оно, его понимание очевидного.
Что сказал Роланд Каллагэну, при их первой встрече? «Мы – шар, и катимся, как он».
Тогда так оно и было, теперь, по разумению Джейка, нет. Ему вспомнилась шутка, которую
произносили люди, когда спускало колесо. «Хорошо хоть, оно спустило только внизу». Вот и
их шар, похоже, сдулся. Они уже не настоящий ка-тет… как они могут зваться ка-тетом, если
у них появились секреты друг от друга? И разве Миа и ребенок, растущий в животе Сюзан-
ны – единственный секрет? Джейк полагал, что нет. Было и что-то еще. Что-то такое, о чем
Роланд не говорил не только Сюзанне, но и всем остальным.
203