226 / 374
Стивен Кинг: «Волки Кальи»
кабинете в башне из слоновой кости и попыхивать трубочкой». Я бы против этого не воз -
ражала, но он принял активное участие в работе общества «Анонимные алкоголики», а уж
оттуда оставался один шаг до управления ночлежкой. И общения со своими друзьями. Та-
кими, как ты.
Каллагэн изумлен. Он никогда не слышал чтобы слово «друзья» произносилось с таким
презрением.
– Но где они сейчас, когда он здесь и быстро идет ко дну? – спрашивает его Ровена
Магрудер Роулингс. – Г-м-м? Где все эти люди, о которых он заботился, все эти репорте-
ры, которые называли его гением? Где Джейн Поули? Она брала у него интервью в телешоу
«Сегодня», знаешь ли. Дважды! Где эта гребаная мать Тереза? Он написал в одном из своих
писем, что они называли ее «маленькая святая» когда она приходила в «Дом». Что ж, сей-
час ему бы не помешала помощь святой, моему брату святая крайне необходима, пусть бы
исцелила его возложением рук, но где же она, черт бы ее побрал?
Слезы катятся по ее щекам. Грудь поднимается и опускается. Она прекрасна и от-
вратительна. У Каллагэна она вызывает ассоциации с Шивой, индийским богом-истреби-
телем демонов, изображение которого он однажды видел. «Рук, правда, маловато», – ду-
мает он, и с трудом подавляет желание расхохотаться.
– Их здесь нет. Здесь только ты и я, так? И он? Он мог бы получить Нобелевскую
премию по литературе. Или тридцать лет ежегодно обучать по четыреста студентов.
Мог бы прикоснуться к двенадцати тысячам умов. А вместо этого он лежит на больнич-
ной койке с изрезанным лицом, и им пришлось собирать пожертвования в его гребаной ноч-
лежки, чтобы оплатить его пребывание в больнице, его гроб, его похороны.
Ровена смотрит на него, лицо искреннее и улыбающееся, щеки блестят от слез, из
носа висят сопли.
– В его предыдущей другой жизни, отец Каллагэн, он был Уличным Ангелом. Но это
его последняя другая жизнь. Роскошная жизнь, не так ли? Я иду вниз, в кафетерий, выпить
чашечку кофе и съесть пончик. Там я пробуду минут десять. Этого времени вам вполне хва-
тит для завершения вашего визита. Окажите мне услугу, уйдите отсюда до моего возвра-
щения. Меня тошнит от вас и всех остальных его доброжелателей.
Она уходит. Ее низкие каблуки стучат в коридоре. И лишь когда этот стук полно-
стью перекрывает пиканье машин он понимает, что дрожит всем телом. Он не думает,
что это начало приступа белой горячки, но, видит Бог, ощущения схожие.
И когда из-под бинтов раздается голос Роуэна, Каллагэн с огромным трудом подав-
ляет крик. Слова звучат приглушенно, но он разбирает их без труда.
– Эту маленькую проповедь она прочитала сегодня раз восемь, но никому не сказала,
что в Белойте я занял второе место только потому, что участвовали в конкурсе всего
пять человек. Наверное, война у многих отбила охоту писать стихи. Как поживаешь, Дон?
Слова смазанные, голос хриплый, но это Роуэн, все точно. Каллагэн подходит берет
его руки, которые бессильно лежат на одеяле, в свои. И они сжимают их с неожиданной
силой.
– Что же касается романа… из меня получился бы третьесортный Джеймс Джон
с 48 ,и это плохо.
– Как ты, Роуэн? – спрашивает Каллагэн. Теперь плачет он. Комната плывет перед
глазами.
– Сам видишь, паршиво, – доносится из-под бинтов. – Спасибо, что пришел.
– Пустяки, – отвечает Каллагэн. – Чем я могу помочь, Роуэн? Что надо сделать?
– Ты можешь держаться подальше от «Дома», – говорит Роуэн. Голос его слабеет,
но руки по-прежнему крепко сжимают руки Каллагэна. – Я их не интересовал. Они искали
тебя. Ты меня понимаешь, Дон? Они искали тебя. Раз за разом спрашивали, где ты, и в кон-
це я бы им сказал, если б знал, поверь мне. Но я не знал.
Синоним учителя, преданного своему делу.
48 Джонс, Джеймс — американский писатель. Один из его наиболее известных романов — «Отсюда — и в
вечность».
226