239 / 374
Стивен Кинг: «Волки Кальи»
Он лежит, смотрит прямо перед собой, параллельно полу, видит пылинки и комья гря-
зи, которые кажутся ему холмами. Он думает: «Что у нас сейчас? Февраль? Февраль 1982
года? Что-то в этом роде. Ладно, вот что я тогда говорю. Даю себе год на исправление.
Год, чтобы доказать, что эти двое не зря пошли на риск. Если у меня получится, живу
дальше. Если буду пить и в феврале 1983 года, покончу с собой».
Крикун тем временем добрался до фамилии Таргенфилд.
13
Каллагэн замолчал. Пригубил кофе, скорчил гримасу и налил себе сладкого сидра.
– Я знал, с чего начинается подъем. Видит Бог, я достаточно часто водил опустившихся
на дно пьяниц на собрания «АА» в Ист-Сайде. Поэтому, когда меня выпустили, я нашел
отделение «АА» в Топике и начал каждый день ходить на собрания. Вперед не смотрел, на-
зад не оглядывался. «Прошлое – история, будущее – тайна», – говорят они. Только на этот
раз, вместо того, чтобы сидеть в задних рядах и молчать, я заставлял себя выходить вперед и,
когда все представлялись, говорить: «Я – Дон К. и я не хочу больше пить». Я хотел, каждый
день хотел, но у «АА» есть изречения на все случаи жизни. По этому поводу они говорят:
«Притворяйся, пока не добьешься своего». И мало помалу, я добился. Одним утром осенью
1982 года проснулся и понял, что выпить мне не хочется. Отделался, можно сказать, от вред-
ной привычки.
Я переехал. В первый год трезвости не рекомендуется что-то резко менять в жизни, но
однажды в парке Гейджа, точнее, в Рейнском розарии… – он замолчал, глядя на них. – Что?
Вы знаете, о чем я? Только не говорите мне, что знаете Рейнский розарий!
– Мы там были, – ответила Сюзанна. – Видели детский поезд.
– Это потрясающе, – выдохнул Каллагэн.
– Это девятнадцать часов и поют птички, – сказал Эдди. Без тени улыбки.
– Короче, в розарии я увидел первый постер. «НЕ ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ КАЛЛАГЭНА,
НАШЕГО ИРЛАНДСКОГО СЕТТЕРА. ШРАМ НА ЛАПЕ, ШРАМ НА ЛБУ. ЩЕДРОЕ ВОЗ-
НАГРАЖДЕНИЕ». И так далее, и так далее. Наконец-то они правильно написали мою фами-
лию. Вот я и решил, что пора сматываться. Поехал в Детройт, там нашел ночлежку, которая
называлась «Лайтхауз». Для алкоголиков. Тот же «Дом», только без Роуэна Мадругера. Они
делали много хорошего, но едва сводили концы с концами. Я стал им помогать. Работал там
и в декабре 1983 года, когда это случилось.
– Что случилось? – спросила Сюзанна.
Ответил ей Джейк Чеймберз. Он знал, единственный из них всех, кто мог знать. В кон-
це концов, то же самое случилось и с ним.
– Именно тогда ты и умер.
– Да, совершенно верно, – удивления Каллагэн не выказал. Словно они обсуждали уро-
жайность риса или возможность работы Энди на атомной энергии. – Именно тогда я и умер.
Роланд, тебя не затруднит скрутить для меня самокрутку? Мне нужно что-то покрепче сидра.
14
В «Маяке» есть давняя традиция, которая выдерживается все четыре года суще-
ствования ночлежки. Речь идет об обеде в День благодарения, который устраивается в
спортивном зале средней школы «Святое имя», расположенной на западной части улицы
Конгресса. Алкоголики украшают зал гирляндами из оранжевой и коричневой бумаги,
картонными индейками, пластмассовыми овощами и фруктами. Другими словами, амери-
канскими амулетами жатвы. Чтобы попасть на этот обед, нужно как минимум две недели
ходить трезвым. Не допускались на обед, об этом договорились Уэрд Хакман, Эл Маккоуэн
и Дон Каллагэн, и те, кто от выпивки становились буйными, независимо от того, сколько
времени они не брали в рот спиртного.
В День индейки около сотни лучших детройских алкоголиков, наркоманов и просто
бездомных собираются в «Святом имени» на прекрасный обед с индейкой, картофельным
пюре, закусками. Они сидят за десятком столов, поставленных на баскетбольной площадке
239