Стивен Кинг: «Волки Кальи»
рый когда-то дул Артур Эльдский. Так, во всяком случае, гласят легенды. И не собирается
отдавать его. «У меня получается лучше, чем у тебя, – со смехом говорит он Роланду. –
Возьмешь его, когда я умру. Не забудь взять его Роланд, ибо он – твоя собственность».
Катберт Оллгуд, который когда-то въехал в феод Меджис с грачиным черепом на
луке седла. «Дозорный» – так он его называл и разговаривал с ним, как с живым, а иногда
доводил Роланда до белого каления своим шутовством, а здесь он стоит, пошатываясь, под
палящим солнцем, с дымящимся револьвером в одной руке и рогом Эльда в другой, залитый
кровью, наполовину ослепший, умирающий… но, как всегда, смеющийся. О, добрые боги,
смеющийся и смеющийся.
– Роланд! – кричит он. – Нас предали! Их гораздо больше! За нашими спинами море!
Мы атакуем?
И Роланд понимает, что он прав. Если их походу к Темной Башне суждено завершить-
ся здесь, на Иерихонском Холме, если предательство одного из своих и превосходящие чис-
лом варвары Джона Фарсона сокрушат их, что ж, они должны умереть красиво.
– Да! – кричит он. – Да, очень хорошо. Все ко мне! Стрелки, ко мне! Ко мне, я говорю!
– Что касается стрелков, то я здесь, – отвечает ему Катберт. – И мы – последние.
Роланд смотрит на него, потом обнимает под этим жутким небом. Чувствует, как
горит тело Катберта, чувствует его предсмертную дрожь. И все-таки он смеется. Берт
все-таки смеется.
– Хорошо, – хрипит Роланд, оглядывая своих оставшихся соратников. – Мы их атаку-
ем. Никого не щадить.
– Нет, никого не щадить, абсолютно никого, – говорит Катберт.
– И мы не примем их капитуляцию, если они попытаются сдаться.
– Ни при каких обстоятельствах, – соглашается Катберт, давясь от смеха. – Даже
если все две тысячи человек поднимут руки.
– Тогда дуй в этот гребаный рог!
Катберт подносит рог к окровавленным губам, и выдыхает в него весь запас воздуха в
легких. Звук рога перекрывает грохот выстрелов, а когда через минуту (может, через
пять, через десять, время не имеет значения в этой последней битве) рог выпадает из
пальцев Катберта, Роланд оставляет его лежать в пыли. В горе и жажде крови он
напрочь забывает про рог Эльда.
– А теперь, друзья мои… хайл!
– Хайл! – кричит дюжина голосов под раскаленным солнцем. Это их смерть, смерть
Гилеада, смерть всего, но его это более не волнует. Знакомая красная ярость, сравнимая с
безумием, застилающая разум, топит в себе все мысли. «Один последний раз, – думает
он. – Пусть будет так».
– Ко мне! – кричит Роланд из Гилеада. – Вперед! За Башню!
– За Башню! – повторяет Катберт за его спиной. В одной руке, поднятой к небу, он
держит рог Эльда, во второй – револьвер.
– Пленных не брать! – кричит Роланд. – ПЛЕННЫХ НЕ БРАТЬ!
Они мчатся вперед, на орду Гриссома, море синих лиц, он и Катберт впереди, минуют
первые каменные серо-черные лица, стрелы и пули свистят вкруг них, и тут слышатся ко-
локольца. Мелодия, прекрасней которой не бывает. Чудесные звуки, от которых едва не
разрывается сердце.
«Только не сейчас, – думает он. – Только не сейчас. Позволь мне довести до конца эту
атаку, бок о бок с другом, и наконец-то обрести покой. Пожалуйста».
Он ищет руку Катберта. На какое-то мгновение чувствует прикосновение липких от
крови пальцев друга, там, на Иерихонском Холме, где оборвалось его храброе, полное смеха
существование… а потом пальцы, коснувшиеся его, исчезают. Вернее, его пальцы проходят
сквозь пальцы Берта. Он падает, падает, мир темнеет, он падает, колокольца бьют, кам-
мен играет («Похоже на гавайскую мелодию, не так ли?») и он падает, Иерихонского Холма
уже нет, рога Эльда нет, только темнота и красные буквы в темноте, некоторые – буквы
ВЫСОКОГО СЛОГА, их достаточно много, чтобы он мог прочесть, что они говорят, а го-
ворят они…
94