— Так точно, оберштурмбаннфюрер. — Вебер скользнул по Фрейе чуть ироничным
взглядом и отправился дальше.
— Ну вот, видите! А теперь — уходите! Здесь вам оставаться нельзя. Запрещено. Это не
зоопарк!
Нойбауер подталкивал женщин в сторону ворот. Он боялся, как бы Сельма не сказала чего-
нибудь лишнего. Нужно было постоянно быть начеку. Положиться нельзя ни на кого. Даже на
Вебера. Будь оно все проклято! И принесла же их сюда нелегкая именно сегодня, когда здесь эти
вновь прибывшие оборванцы! Он забыл сказать Сельме, чтобы они остались в городе. Хотя они
все равно не осталась бы там. Услышав сирены, сразу же примчалась бы сюда. Черт ее знает, что
у нее с нервами. Вроде такая солидная женщина. А тут услышала сирену — и ведет себя, как
сопливая девчонка.
— А с часовым я еще разберусь! Это же надо — просто так взять и впустить вас сюда!.. Так
они скоро начнут пускать сюда всех подряд!
Фрейя обернулась:
— Я думаю, желающих попасть сюда будет не так уж много.
У Нойбауера на секунду перехватило дыхание. Что это? Фрейя! Его родная дочь, его плоть и
кровь! Бунт! Он посмотрел на невозмутимое лицо дочери. Нет, она сказала это просто так, без
всякой задней мысли. Он вдруг рассмеялся.
— Не знаю, не знаю. Вот эти вот, которые прибыли сегодня, — эти просили, чтобы их
оставили здесь. И не просто просили, а клянчили. Клянчили! И плакали! Ты не представляешь
себе, как они будут выглядеть через пару недель. Их будет не узнать! Этим наш лагерь и
знаменит. Лучший во всей Германии. Настоящий санаторий!
В Малом лагере оставались неоприходованными еще двести человек. Это были самые
слабые из вновь прибывших. Они, как могли, поддерживали друг друга. Зульцбахер и Розен тоже
оказались в их числе. Заключенные Малого лагеря построились перед своими бараками. Они
уже знали, что Вебер сегодня сам участвует в распределении по блокам. Бергер, опасаясь, как бы
509-й и Бухер не попались лагерфюреру на глаза, послал их вместо дежурных на кухню, за едой.
Однако они вскоре вернулись ни с чем: начальство распорядилось выдавать ужин только после
того, как все будут распределены по блокам.
Света нигде не было. Лишь время от времени вспыхивали на несколько секунд карманные
фонарики Вебера и шарфюрера Шульте. Старосты блоков поочередно рапортовали Веберу.
— Остальных можно сунуть сюда, — сказал он второму старосте лагеря.
Тот принялся отсчитывать людей. Вебер не спеша двинулся дальше.
— Почему здесь меньше народу, чем там? — спросил он, поравнявшись с секцией «Г» 22-го
блока.
Староста Хандке вытянулся в струну:
— Это помещение меньше, чем другие, господин штурмфюрер.
Вебер включил фонарик. Кружок света медленно пополз по застывшим лицам. 509-й и
Бухер стояли в задней шеренге. Луч скользнул по лицу 509-го, ослепив его, пополз дальше и
вдруг прыгнул обратно.
— Знакомая рожа. Откуда я тебя знаю?
— Я уже давно в лагере, господин штурмфюрер.
Кружок света опустился ниже и высветил номер на груди.
— Пора бы тебе уже и подохнуть!
— Это один из тех, которых недавно вызывали в канцелярию, господин штурмфюрер, —
доложил Хандке.
