навалилось деревянное бесчувствие, крохотные милосердные огоньки нервов вновь погасли,
погрузив его в спасительный мрак. «Зачем я сопротивляюсь? — тяжело подумал кто-то за него,
когда он опять пришел в себя. — Какая разница, забьют ли меня здесь насмерть, или я подпишу
и меня отправят на тот свет с помощью шприца, быстрее, чем здесь, и без боли?..» Потом он
услышал свой собственный голос, которым говорил кто-то другой:
— Нет… я не подпишу… можете забить меня насмерть…
Вебер рассмеялся:
— Да-да, тебе бы, конечно, очень этого хотелось, скелетина! Чтобы все поскорее
кончилось, верно? Не-ет, «забить насмерть» — эта процедура у нас длится неделями. А мы
только начинаем.
Он опять взял в руку ремень с пряжкой. Первый удар пришелся 509-му в переносицу. Глаза
остались целыми: они слишком глубоко ввалились. Второй рассек губы. Они треснули, как
сухой пергамент. После двух-трех ударов пряжкой по черепу он снова потерял сознание.
Вебер отодвинул его в сторону и принялся за Бухера. Тот пытался уворачиваться от ударов,
но был слишком неповоротлив. Вебер попал ему по носу. Он скорчился, и тот ударил его ногой в
пах. Бухер закричал. После этого он еще успел почувствовать, как пряжка несколько раз впилась
ему в затылок и шею, и провалился в бушующую мглу.
Он смутно слышал чьи-то голоса, но глаза не открывал и не шевелился. Он знал, что пока
он не подает признаков жизни, бить его не станут. Голоса неслись над ним нескончаемым
потоком. Он пытался не слушать их, но они становились все отчетливее и все глубже проникали
в его сознание, все больнее впивались в его мозг.
— Сожалею, господин доктор, но если люди не хотят… Вы же видите, Вебер пытался их
убедить!
Нойбауер был в прекрасном расположении духа. Результат превзошел все его ожидания.
— Кстати, это вы его об этом попросили? — спросил он у Визе.
— Разумеется, нет.
Бухер попробовал осторожно приоткрыть глаза. Но они плохо слушались его; оба века
подпрыгнули вверх, как у куклы с открывающимися глазами. Он увидел Визе и Нойбауера.
Потом он заметил 509-го. Тот тоже лежал с открытыми глазами. Вебера в комнате не было.
— Разумеется, нет! — повторил Визе. — Как цивилизованный человек я…
— Как цивилизованный человек, — перебил его Нойбауер, — вы хотите забрать этих людей
для своих экспериментов, не так ли?
— Это необходимо для науки. Наши опыты помогут сохранить десятки тысяч других
жизней. Неужели вы не понимаете этого?
— Понимаю. А вы — неужели вы не понимаете, что вот это все — вопрос дисциплины, не
менее важный вопрос?
— Каждый судит со своей колокольни, — надменно произнес Визе.
— Конечно, конечно. Мне очень жаль, что я не смог сделать для вас больше. Но у нас не
принято заставлять заключенных делать то, чего они не хотят делать. А эти двое, похоже, не
торопятся покидать лагерь. — Он повернулся к 509-му и Бухеру. — Значит, вы хотите остаться в
лагере?
509-й беззвучно пошевелил губами.
— Что? — грозно переспросил Нойбауер.
— Да, — ответил 509-й.
— А ты?
— Я тоже, — прошептал Бухер.
— Вот видите, господин капитан! — улыбнулся Нойбауер. — Людям нравится здесь. Тут уж
