сподручнее.
Он взялся за одну ручку носилок. Его примеру последовал еще один, и через миг каждые
носилки несли уже по четыре человека. В этом не было никакой необходимости, 509-й и Бухер
весили очень мало. Но заключенным хотелось хоть что-нибудь сделать для них, а ничего другого
в эту минуту они сделать не могли. Они несли их так бережно, словно те были из стекла. А
впереди, далеко опережая их, летела неслыханная весть: двое, отказавшиеся выполнить приказ,
возвращаются живыми. Двое из Малого лагеря. Двое из бараков полуживых мусульман. Никто не
знал, что 509-й и Бухер были обязаны своим спасением лишь очередной причуде Нойбауера. Да
это было и неважно. Важно было только то, что они отказались и вернулись живыми.
Левинский стоял перед бараком 13 уже задолго до того, как показались носилки.
— Это правда?
— Правда. Вот они. Или не они?
Левинский подошел ближе и склонился над носилками.
— Кажется… Да, это он, тот, с которым я разговаривал. А те четверо? Умерли?
— В бункере были только эти двое. Писарь говорит, остальные уехали с Визе. А эти — нет.
Эти отказались.
Левинский медленно выпрямился и увидел рядом с собой Гольдштейна.
— Отказались. Ты мог себе такое представить?
— Нет. А от тех, что в Малом лагере, тем более никак не ожидал.
— Я не о том. Я имею в виду, что их отпустили.
Гольдштейн и Левинский молча смотрели друг на друга. К ним подошел Мюнцер.
— Похоже, наши герои тысячелетнего рейха раскисли, — сказал он.
— Что? — повернулся к нему Левинский. Мюнцер высказал именно то, о чем они с
Гольдштейном подумали. — С чего ты это взял?
— Распоряжение самого старика, — ответил Мюнцер. — Вебер хотел их повесить.
— Откуда ты это знаешь?
— Рыжий писарь рассказал. Он сам слышал.
Левинский замер на несколько секунд, словно боясь пошевелиться, потом повернулся к
маленькому седому заключенному, стоявшему рядом.
— Сходи к Вернеру, — шепнул он ему. — Скажи ему об этом. Скажи, что один из этих
двоих — тот самый, который просил, чтобы мы этого не забывали.
Тот кивнул и через минуту растворился, скользнув, словно тень, вдоль стены барака.
Носильщики тем временем не останавливаясь шли дальше. У дверей бараков толпилось все
больше заключенных. Кое-кто с боязливой поспешностью подходил к носилкам и смотрел на
неподвижные тела 509-го и Бухера. Рука 509-го соскользнула вниз и волочилась по земле. К
нему тут же подскочили сразу двое и бережно положили руку обратно на носилки.
Левинский и Гольдштейн смотрели вслед удаляющимся носильщикам.
— Надо же! Два ходячих скелета — и вот, пожалуйста! Какое же нужно иметь мужество,
чтобы вот так вот просто взять и отказаться, а? — произнес Гольдштейн. — Никак не ожидал от
этих парней, которых отправили подыхать в Малый лагерь.
— Я тоже не ожидал. — Левинский все еще смотрел им вслед. — Они должны остаться в
живых, — сказал он неожиданно — Они ни в коем случае не должны сдохнуть. Знаешь, почему?
— Нетрудно догадаться. Ты имеешь в виду, что тогда все было бы как надо?
— Да. Если они отдадут концы, — завтра же все будет забыто. А если нет…
«А если нет, то они станут живым доказательством того, что в лагере кое-что
изменилось», — подумал Левинский про себя. Подумал, но не произнес вслух. — Нам это может
пригодиться, — сказал он вместо этого. — Особенно теперь.
