— Да, да, хорошо, — ответил Свобода, который ничего не понял. — Конечно. 509-й. Все в
порядке.
Помощник снял с него халат и вывел его из комнаты. Бергер не сопротивлялся. Свежий
воздух обрушился на него, как тяжелый водопад. Он зашатался и остановился. Водопад
продолжал реветь у него в ушах.
— Боже мой, я же оперировал, — пробормотал он и уставился на помощника.
— Конечно, — ответил тот. — А что же ты еще мог делать?
— Я оперировал, — повторил Бергер.
— Ну конечно! Сначала ты делал перевязки и смазывал маслом или чем-то там еще, а
потом вдруг взялся за нож и пошел орудовать. За это время тебе сделали два укола и влили
четыре чашки какао. Ты им здорово пригодился — с такой оравой им без тебя было бы не
управиться!
— Какао?
— Да. Для себя эти друзья ничего не жалели. Чего у них только не было — какао, масло и
бог знает что еще!
— Оперировал. В самом деле оперировал… — прошептал Бергер.
— Да еще как! Я бы никогда не поверил, если бы не увидел этого своими глазами. При
твоем-то весе! Но сейчас тебе нужно на боковую. Будешь спать, как король, на настоящей койке.
Какого-нибудь шарфюрера! Пошли.
— А я думал…
— Что?
— Я думал, что уже никогда не смогу…
Бергер посмотрел на свои руки, повернул их ладонями кверху, затем бессильно опустил
вниз.
— Да, — проговорил он, — спать…
День выдался серый. Возбуждение росло. Бараки гудели, словно ульи. Это было странное
состояние — состояние неопределенности, какой-то непонятной свободы за колючей
проволокой, полной надежд, слухов и напряженного, темного страха. В любой момент могли
появиться эсэсовские команды или отряды гитлерюгенд. Все найденное на складе оружие было
распределено между заключенными, но две-три роты солдат могли бы навязать лагерю тяжелый
бой, а двух-трех орудий хватило бы, чтобы не оставить от него камня на камне.
Мертвых собрали и свезли в крематорий. Другой возможности не было: трупы сложили
друг на друга, как дрова. Лазарет был переполнен.
После обеда над городом вдруг показался самолет. Он выполз из-за низких облаков.
Заключенные пришли в смятение.
— На плац! Все, кто может ходить, — на плац!
Из облаков вывалились еще два самолета. Они описали круг и присоединились к первому.
Моторы ревели. Тысячи глаз были прикованы к небу.
Самолеты быстро приближались. Старосты привели часть людей из рабочего лагеря на
плац и выстроили их в две длинные шеренги, образующие огромный крест. По четыре человек
на каждом конце креста размахивали белыми простынями, которые притащил из казармы
Левинский.
Самолеты уже кружили над лагерем. С каждым кругом они опускались все ниже.
— Смотрите! — крикнул вдруг кто-то. — Крылья! Опять!
Заключенные махали простынями. Они махали руками, они кричали сквозь рев моторов.
Многие, сорвав с себя куртки, вертели их над головой. Самолеты еще раз прошли над самыми
крышами бараков, опять приветственно помахав крыльями, затем исчезли.
