Дитц, наемник и больше ничего».
— Дайте команду развести людей по баракам, если вы закончили! — проворчал он
неожиданно для самого себя.
— Развести людей по баракам!
Блоки один за другим стали покидать аппель-плац. Раненых и убитых брали с собой.
Мертвых до отправки в крематорий полагалось зарегистрировать и внести в списки. Вернер,
Мюнцер и Гольдштейн подняли с земли Шеллера. Лицо его еще больше заострилось и стало
похоже на лицо карлика. Было видно, что он вряд ли переживет эту ночь. Гольдштейн во время
занятий по географии получил удар по носу. Когда они тронулись, у него опять пошла кровь.
Черные струйки ее на подбородке слабо поблескивали в неверном свете.
Они свернули на дорожку, ведущую к их бараку. Ветер со стороны города усиливался, и
когда они повернули за угол, он с остервенением набросился на них. Этот ветер, поднявшийся
снизу, из долины, весь пропах дымом горящего города.
Лица заключенных оживились.
— Чувствуете? — спросил Вернер.
— Да. — Мюнцер поднял голову.
Гольдштейн ощутил солоноватый вкус крови на губах. Он сплюнул и попытался уловить
запах дыма открытым ртом.
— Запах такой, как будто горит уже где-то здесь…
— Да…
Еще через несколько шагов они смогли даже увидеть этот дым. Он полз из долины сразу по
всем дорожкам и тропинкам, ведущим на гору, и вскоре заполнил белым, легким туманом
промежутки между бараками. Вернеру на какое-то мгновение показалось странным и почти
непостижимым, что колючая проволока не сумела сдержать его, — как будто лагерь вдруг
перестал быть таким непроницаемым и недоступным для внешнего мира, каким был всегда.
Они шли дальше вниз по дорожке. Они шли сквозь дым. Шаги их стали тверже, плечи
расправились. Они осторожно и бережно несли Шеллера. Гольдштейн наклонился к нему.
— Ты тоже понюхай, слышишь? Понюхай этот запах! — твердил от тихо, с отчаянием и
мольбой глядя в заострившееся, бескровное лицо.
Но Шеллер давно уже потерял сознание.
