в два раза быстрее, чем у нас, — молился тренер, а потом крикнул: — Приготовиться к старту!
Посторонним выйти!
* * *
Стартовали все двадцать машин. В первом круге Клерфэ оказался восьмым; его место на
старте было не очень удачным, и он на секунду замешкался. Теперь он шел впритык за Микотти;
Клерфэ знал, что тот будет рваться к победе. Фриджерио, Монти и Саккетти шли впереди них;
Маркетти лидировал.
Во время четвертого круга на прямой, которая подымалась к казино, Микотти, выжимая из
мотора все, что было возможно, промчался мимо Саккетти. Клерфэ повис на его задних колесах,
он тоже перенапряг мотор и обогнал Саккетти только перед самым входом в тоннель. Выйдя из
него, Клерфэ увидел, что машина Микотти задымилась и снизила скорость. Клерфэ обошел ее и
начал нагонять Монти. Он знал каждый метр дороги. Монти он настиг через три круга на одном
из крутых виражей около газгольдера и, как терьер, повис на его задних колесах.
Еще девяносто два круга и семнадцать противников, — подумал Клерфэ, увидев у трибун
чью-то машину рядом с машиной Микотти. Тренер просигнализировал ему, чтобы он до поры до
времени не рвался вперед. Видимо, Фриджерио и Саккетти,. которые терпеть не могли друг
друга, вступили в борьбу между собой, пожертвовав интересами фирмы; это нарушило весь
порядок в команде, и теперь тренер хотел попридержать в резерве Клерфэ и Мейера III на тот
случай, если лидеры загубят свои машины.
Лилиан видела, что вся стая проносилась мимо трибун чаще, чем через каждые две минуты.
Быстрота, с какой это происходило, делала в ее глазах гонку еще более бессмысленной. Только
что машины были еще здесь, но стоило ей на секунду отвернуться, как они вновь появлялись на
том же месте, только в несколько ином порядке; казалось, они не пропадали из виду, а просто
передвигались взад и вперед, как стекляшки в калейдоскопе. как только они ухитряются
сосчитать эти сто кругов! — подумала Лилиан, а потом вспомнила о молящемся, обливающемся
потом, изрыгающем проклятия тренере, который показывал гонщикам таблички, размахивал
флажками, все время меняя их в соответствии с каким-то секретным кодом.
После сорока кругов Лилиан решила уйти. У нее было такое чувство, что ей надо уехать
сейчас же, не мешкая ни секунды и не дожидаясь окончания гонок. Перспектива еще шестьдесят
раз отмечать про себя мельчайшие изменения в порядке следования машин показалась ей вдруг
бессмысленной. Это было потерянное время, такое же, как и время перед ее отъездом из
санатория. У нее в сумочке лежал билет до Цюриха. Лилиан купила его утром, когда Клерфэ в
последний раз объезжал дистанцию. Билет был на послезавтра. В этот день Клерфэ должен был
улететь в Рим. Через два дня он собирался вернуться. Самолет Клерфэ улетал утром; поезд
Лилиан уходил вечером. Я удираю крадучись, как вор, как предательница, — подумала она, —
так же я хотела удрать из санатория. Но Борис еще успел поймать меня. Разве это помогло? В
таких случаях люди всегда говорят фальшивые слова, всегда лгут, ибо правда тогда —
бессмысленная жестокость, а потом они испытывают горечь и отчаяние, потому что не сумели
расстаться иначе и потому что последние воспоминания, которые им остались, — это
воспоминания о ссорах, недоразумениях и ненависти.
Лилиаи пошарила в сумочке, здесь ли билет. На какоето мгновение ей показалось, что она
его потеряла. Это мгновение снова укрепило ее решимость. Несмотря на жаркое солнце, ее
знобило. У меня опять поднялась температура, — подумала Лилиан. Толпа вокруг нее заорала.
Внизу, там, где виднелись голубая игрушечная гавань и белые яхты, на которых тесно сбились в
