некоторое время взгляд, она увидела, что Клерфэ подошел к другой стороне стола и наблюдает
за ней. Сама того не сознавая, она играла так же, как когда-то играл Волков. Лилиан стало ясно,
что Клерфэ это тоже заметил. Из чувства протеста Лилиан продолжала ставить на тринадцать.
На шестой раз тринадцать вышло.
— Довольно, — сказала Лилиан.
Собрав со стола жетоны, она сунула их себе в сумочку. Она выиграла, но не знала сколько.
— Вы уже уходите? — спросил Фиола. — Но ведь эта ночь — ваша. Вы сами видите, что
она ваша. Это уже никогда не повторится!
— Ночь прошла. Стоит только раздвинуть занавески, как здесь настанет бледное утро,
которое превратит всех нас в призраков. Спокойной ночи, Фиола. Продолжайте игру!
— Я — тебя? Я делаю все, чтобы тебя удержать.
— Неужели ты думаешь, что таким способом можно удержать меня? Господи!
Голова Лилиан опять упала на грудь.
— Ты напрасно ревнуешь, Борис не примет меня, если я даже захочу вернуться.
— Какое это имеет значение? Главное — ты хочешь обратно!
— Не гони меня обратно! О боже, неужели ты совсем ослеп?
— Да, — сказал Клерфэ. — Наверное! Наверное! — повторил он. — Но я ничего не могу с
собой поделать. Это выше моих сил.
* * *
Они молча ехали к Антибу по шоссе Корниш. Навстречу им двигалась повозка, в которую
был впряжен ослик. На повозке сидела девочка-подросток и пела. Измученная Лилиан
посмотрела на нее со жгучей завистью. Она вспомнила старуху в казино, которая протянет еще
много лет, снова посмотрела на смеющуюся девочку и подумала о себе. Она переживала одну из
тех минут, когда все казалось непонятным и все трюки были бесполезны, когда ее захлестывало
горе и все ее существо в бессильном возмущении вопрошало: почему? Почему именно я? Что я
такое сделала, почему именно меня должно все это постигнуть ?
Ничего не различая от слез, она смотрела на сказочную природу. Сильный аромат цветущих
деревьев разносился по всей окрестности.
— Почему ты плачешь? — спросил Клерфэ с раздражением. — Честное слово, у тебя нет
никаких причин для слез.
— Да, у меня нет никаких причин.
— Ты изменяешь мне с тенью, — сказал Клерфэ горько, — и ты же еще плачешь!
Да, — думала она, — но тень зовут не Борис. Сказать Клерфэ ее имя? Но тогда он запрет
меня в больницу и выставит стражу у ворот. Я буду сидеть за дверьми с матовыми стеклами,
вдыхать постылые запахи дезинфекции и благих намерений и вонь человеческих экскрементов,
пока меня не залечат до смерти.
Она посмотрела на Клерфэ. Нет, — подумала она, — только не тюрьма, созданная его
любовью. Протесты здесь бесполезны. Есть лишь одно средство — убежать. Фейерверк погас,
зачем рыться в золе?
Машина въехала во двор отеля. Какой-то англичанин в купальном халате уже шел к морю.
Не глядя на Лилиан, Клерфэ помог ей выйти из машины.
— Теперь ты будешь редко видеть меня, — сказал Клерфэ. — Завтра начнутся тренировки.
Он несколько преувеличивал: гонки проходили по городу, и поэтому тренироваться было
почти невозможно. Только во время самых гонок перекрывали уличное движение. Тренировка
