— Мне пора идти, — сказала Лилиан.
— Вы часто произносите эти слова, — заметил Пестр. — Они делают вас неотразимой. Это
ваша любимая фраза.
Лилиан взглянула на него.
— Если бы вы только знали, как мне хотелось бы остаться, — медленно сказала она. — Я
согласна быть бедной и одинокой, только бы остаться! Остаться! Все остальное — ложь и
мужество отчаяния.
* * *
Пестр довез Лилиан до отеля. Навстречу ей вышел взволнованный портье.
— Клерфэ на двенадцатом месте! Он оставил позади себя еще шесть противников. Диктор
сказал, что он великолепно ездит ночью.
— Это правда.
— Надо отпраздновать. Не хотите ли бокал шампанского?
— Никогда не надо праздновать преждевременно. Гонщики — суеверный народ.
Лилиан немного посидела в маленьком темном холле.
— Если так пойдет дальше, завтра рано утром он опять будет в Брешии, — сказал портье.
— И это правда, — ответила Лилиан, подымаясь. — Пойду выпью чашку кофе на бульваре
Сен-Мишель.
В кафе ее встретили как постоянную посетительницу. Официант заботился о ней, Жерар
ждал ее, кроме того, целая группа студентов образовала своего рода почетную гвардию для ее
охраны.
Жерар обладал одним неоценимым свойством: он был постоянно голоден. Пока поэт
насыщался, Лилиан сидела и размышляла. Она любила смотреть на улицу, по которой шли
люди, любила смотреть в горячие и скорбные глаза жизни. Наблюдая за нескончаемым людским
потоком, было трудно поверить, что у каждого из этих людей — бессмертная душа. Куда она
денется потом? Тленны ли души, как тленна плоть? А может быть, в такие вот вечера они,
подобно теням, кружат, полные желаний, вожделения и отчаяния? Кружат, заживо разлагаясь,
моля в беззвучном страхе оставить их самими собой, не превращать в удобрение, на котором
взрастут души новых людей, только что бездумно зачатых за тысячами этих окон?
Наконец Жерар насытился. На закуску он съел кусок великолепного сыра пон л'эвек.
— Интересно, что столь грубый животный процесс, как поглощение поджаренных кусков
трупов животных и полуразложившихся молочных продуктов, затрагивает самые поэтические
струны в душе человека, заставляя его слагать гимны, — изрек Жерар. — Это всегда удивляет и
утешает меня.
Лилиан засмеялась.
— Из Брешии в Брешию, — сказала она.
— Эта ясная и простая фраза хотя и не понятна для меня, но кажется мне неоспоримой. —
Жерар допил кофе. — И я бы сказал даже — глубокомысленной. Из Брешии в Брешию! Я назову
так следующий томик своих стихов. Сегодня ночью вы неразговорчивы.
— Да нет. Просто я не говорю.
Жерар кивнул.
— Я думал о том, в чем ваш секрет, о незнакомка, Клеопатра с бульвара Сен-Мишель. Ваш
секрет — смерть. Не могу понять, как я, певец смерти, не догадался об этом сразу.
Лилиан засмеялась.
