— Ты что, язык проглотил от страха?
Хандке пнул его в голень. 509-й не отпрянул назад.
— Я не думаю, что меня будут пытать, — произнес он спокойно и снова посмотрел Хандке
в глаза. — Это было бы нецелесообразно. Я могу умереть раньше времени. Я слишком слаб и
уже совсем не гожусь для их методов. В этом сейчас мое преимущество. Гестапо придется
подождать со всем этим; я им нужен — до тех пор, пока деньги не окажутся в их руках. Я ведь
единственный, кто может распоряжаться деньгами. В Швейцарии у гестапо нет власти. До тех
пор, пока они не получат деньги, я в безопасности. А чтобы их получить, им понадобится
некоторое время. А за это время многое может измениться.
Хандке думал. Несмотря на темноту, на плоском лице его 509-й мог без труда различить
признаки напряженной работы ума. Он пристально всмотрелся в это лицо. Его словно освещали
изнутри невидимые прожекторы. Само лицо не изменилось, но каждая деталь в нем стала
крупней и отчетливей, как под лупой.
— Да-а… Это ты неплохо придумал… — процедил наконец староста блока сквозь зубы.
— Я ничего не придумывал. Все так и есть.
— А как насчет Вебера? Он ведь хотел с тобой побеседовать! Этот не будет ждать.
— Будет, — спокойно возразил 509-й. — Господину штурмфюреру Веберу придется
подождать. Гестапо позаботится об этом. Швейцарские франки для них важнее.
Выпуклые, бледно-голубые глаза Хандке сверкали так, что казалось, будто они вращаются.
Рот беззвучно шевелился.
— Ох и умный же ты стал, как я погляжу!.. — проговорил он, наконец. — Еще недавно ты
даже срать по-человечески не мог! Что-то вы все здесь в последнее время разыгрались, как
жеребцы! Козлы вонючие! Ну ничего, погодите, скоро успокоитесь! Они вас еще прогонят через
трубу! — он ткнул 509-го пальцем в грудь. — Где твои двадцать хрустув? — прошипел он вдруг.
509-й достал из кармана деньги. На секунду он почувствовал желание не делать этого, но в
тот же миг понял: это было бы самоубийством. Хандке вырвал у него деньги из рук.
— За это можешь срать еще один день, — заявил он и принял величественный вид. — Дарю
тебе еще один день жизни, червь несчастный! Один день, до завтра.
— Один день, — повторил 509-й.
Левинский подумал немного.
— Вряд ли он это сделает, — сказал он, наконец. — Какая для него в этом польза?
509-й поднял плечи.
— Никакой. Просто от него можно всего ожидать, когда он выпьет. Или когда у него
очередной приступ бешенства.
— Надо от него избавиться. — Левинский опять призадумался. — Сейчас мы, как назло,
ничего не можем предпринять. Момент неподходящий: эсэсовцы прочесывают поименные
списки. Мы прячем, кого можем в лазарете. Скоро придется и вам пару человек подбросить. Вы
ничего против не имеете, а?
— Нет. Если вы принесете для них и еду.
— Само собой разумеется. Теперь вот еще какое дело. У нас каждый день можно ожидать
облавы или проверки. Вы не могли бы спрятать пару вещей, так, чтобы никто не мог найти?
— Большие вещи?
— Размером… — Левинский посмотрел по сторонам. Они сидели в темноте, за бараком.
Никого, кроме вереницы плетущися в сторону уборно «мусульман», не было видно. — Размером,
например, с наган…
— Наган?
