— Вперед! Откапывайте этих!
Заключенные принялись разгребать мусор и камни. Работали руками, лопатами и кирками.
Времени понадобилось не много. Вскоре они откопали всех четверых. Трое из них были мертвы.
Четвертого они подняли и отнесли чуть в сторону. Он нуждался в помощи. Вернер растерянно
озирался по сторонам. Из ворот вышла женщина в красной блузке. Она не побежала вместе со
всеми в бомбоубежище. В одной руке она осторожно несла алюминиевую миску с водой, в
другой полотенце. Как ни в чем не бывало пройдя мимо эсэсовцев, она поставила миску с водой
на землю рядом с раненым. Эсэсовцы нерешительно поглядывали друг на друга, но ничего не
говорили. Женщина смыла грязь с лица раненого. Изо рта у него пошла кровавая пена. Женщина
вытерла ее мокрым полотенцем. Один из охранников рассмеялся. У него было совсем
мальчишеское, незрелое лицо, с такими светлыми ресницами, что его бледные глаза казались
совершенно голыми.
Зенитки умолкли. В резко наступившей тишине звуки рояля казались оглушительными.
Вернер наконец понял, откуда они доносились: из окна второго этажа, расположенного прямо
над лавкой колониальных товаров. Бледный мужчина в очках все еще играл на коричневом рояле
хор узников. Эсэсовцы заухмылялись. Один из них постучал себя пальцем по лбу. Вернер не
знал, что могла означать эта музыка: играл ли мужчина просто, чтобы заставить себя не думать
о бомбежке, или он преследовал какую-нибудь другую цель. Он решил для себя, что музыка
была адресована им. Он всегда верил в лучшее, если это не было связано с риском. Так было
проще.
Прибежали какие-то штатские, и эсэсовцы вновь вспомнили, что они военные. Зазвучали
команды; заключенные построились в колонну. Старший конвоя приказал одному охраннику
остаться с убитыми и ранеными, затем повернул колонну и дал команду «бегом марш!»
Последняя бомба угодила в бомбоубежище, и заключенным теперь предстояло его откопать.
Воронка воняла кислотой и серой. По краям ее стояло, накренившись, несколько деревьев с
обнаженными корнями. Искореженная решетка газона с немым укором смотрела в небо. Это
было не совсем прямое попадание: бомба вырвала часть боковой стены подвала и завалила его.
Заключенные уже третий час разгребали завал у входа в бомбоубежище. Ступенька за
ступенькой они расчистили перекошенную лестницу. Работали быстро. Так быстро, как только
могли. Они работали так, будто спасали своих товарищей.
Еще через час они добрались до входной двери. Крики и стоны они слышали уже давно.
Видимо, в бомбоубежище откуда-то поступал воздух. Голоса стали еще громче, когда они
проделали небольшое отверстие. Кто-то сразу с криком просунул в него голову; две руки,
появившиеся прямо под подбородком, словно лапы огромного крота, отчаянно заскребли землю
и камни, стараясь расширить отверстие.
— Осторожно! — крикнул старший. — Еще нельзя! Это опасно!
Но руки продолжали скрести землю. Наконец, голову сзади оттащили от отверстия, и на ее
месте появилась другая голова. Через несколько секунд исчезла и она. Люди, поддавшись
начавшейся панике, ожесточенно боролись за место у крохотного окошка в свободу.
— Толкайте их обратно! Это же опасно! Нужно сначала расширить дыру! Толкайте их
обратно!
Они заталкивали лица обратно, внутрь. Лица эти сопротивлялись и кусали их за пальцы.
Они продолжали долбить цемент кирками. Они работали так, словно речь шла об их
собственной жизни. Наконец, отверстие увеличилось настолько, что сквозь него мог
протиснуться человек.
Это был крепкий мужчина. Левинский сразу же его узнал. Это был усатый владелец
колониального магазина. Он пробился к отверстию и теперь изо всех сил, кряхтя и отдуваясь,
