разбушевавшиеся волны огня сомкнулись над ними, как это обычно бывает с трупами в
крематории, и все пропало.
Жар становился все нестерпимее. Нойбауер все дальше пятился назад, пока не наткнулся на
будду. Даже не оглянувшись, он машинально сел на него, но тут же вскочил: головное убранство
святого завершалось наверху острым бронзовым наконечником. В немой ярости он уставился на
рулон ткани у своих ног, который ему удалось спасти. Это была голубая ткань с тисненными
изображениями летящих птиц. Будь оно все проклято! К чему это теперь? Он протащил рулон
через улицу и бросил его в огонь. Пусть все летит к черту! Чтоб вы все сдохли! Он не
оглядываясь пошел прочь. Он не желал больше ничего этого видеть! Бог отвернулся от немцев.
Водан
[11]
— тоже. На кого же им теперь уповать?
Из-за кучи щебня и мусора, неподалеку от горящего магазина, медленно показалась голова
Йозефа Бланка. Он смотрел Нойбауеру вслед. На бледном лице его застыла улыбка. Он улыбался
— впервые за столько лет, — а покалеченные пальцы его тем временем ломали на мелкие
кусочки подаренную сигару.
