Эрих Ремарк: «Возвращение»
42
осколков, что во мне сидят, мне не положена лишняя шинель?
Мы идем по главной улице. Козоле сообщает, что сегодня после обеда собирается чинить
свою голубятню. До войны он разводил почтовых голубей и черно-белых турманов. Он хочет
снова этим заняться. На фронте он всегда мечтал о голубях.
– Ну, а еще что ты собираешься делать? – спрашиваю я.
– Искать работу, – коротко говорит он. – Ведь я, братец ты мой, женат. Теперь только и
знай, что добывай денег.
Со стороны Мариинской церкви затрещали вдруг выстрелы. Мы настораживаемся.
– Армейские револьверы и винтовка образца девяносто восьмого года, – объявляет Вилли
тоном знатока. – Если не ошибаюсь, револьверов два.
– Что бы ни было, – смеется Тьяден, размахивая полученными ботинками, – по сравнению
с Фландрией это мирное щебетание пташек.
Вилли останавливается перед магазином мужского платья. В витрине выставлен костюм из
бумажного материала пополам с крапивным волокном. Но Вилли интересуется не костюмом. Он
как зачарованный смотрит на выцветшие модные картинки, разложенные за костюмом. Востор-
женно указывает он на изображение элегантного господина с остроконечной бородкой, обречен-
ного на вечную беседу с охотником.
– А знаете, ребята, что это такое?
– Ружье, – говорит Козоле, глядя на охотника.
– Дубина ты, – нетерпеливо обрывает его Вилли, – видишь фрак? Ласточкин хвост, сооб-
ражаешь? Самое модное сейчас! И знаете, что мне пришло в голову? Я закажу себе такую штуку
из шинели. Распороть, выкрасить в черный цвет, перешить, хлястики выбросить, словом – шик!
С каждой минутой он все больше влюбляется в свою идею. Но Карл охлаждает его пыл.
– А брюки в полоску у тебя есть? – спрашивает он резонно.
Вилли озадачен. Но только на мгновенье.
– Стащу у своего старика из шкафа, – решает он. – Да в придачу захвачу еще его белый
свадебный жилет, и тогда посмотрим, что вы скажете о красавце Вилли! – Сияющими от востор-
га глазами он обводит всех нас по очереди. – Эх, заживем мы теперь, ребята!
Дома я отдаю матери половину полученных в казарме денег.
– Людвиг Брайер здесь; он ждет в твоей комнате, – говорит мать.
– Он, оказывается, лейтенант… – отец удивлен.
– Да, – отвечаю я. – А ты разве не знал?
У Людвига сегодня вид более свежий. Его дизентерия проходит. Он улыбается мне:
– Я хотел взять у тебя несколько книг, Эрнст.
– Пожалуйста! Выбирай любую, – говорю я.
– А тебе они разве не нужны?
Я отрицательно качаю головой:
– Пока нет. Вчера я попробовал читать. Но, знаешь, как-то странно – не могу как следует
сосредоточиться: после двух-трех страниц начинаю думать о чем-нибудь другом. В голове точно
плотный туман. Ты что хочешь? Беллетристику?
– Нет, – говорит Людвиг.
Он выбирает несколько книг. Я просматриваю названия.
– Что это ты, Людвиг, такие трудные вещи берешь? – спрашиваю я. – Зачем тебе это?
Он смущенно улыбается и как-то робко говорит:
– На фронте, Эрнст, я много думал, но никак не мог добраться до корня вещей. А теперь,
когда война позади, мне хочется узнать уйму всякой всячины: почему это могло случиться и как
происходит с людьми такая штука. Тут много вопросов. И в самих себе надо разобраться. Ведь
раньше мы думали о жизни совсем по-иному. Многое, многое хотелось бы знать, Эрнст…
Указывая на отобранные им книги, я спрашиваю:
– И ты надеешься здесь найти ответ?
– Во всяком случае, попытаюсь. Я читаю теперь с утра до ночи.
Людвиг сидит у меня недолго. После его ухода я впадаю в раздумье. Что я сделал за все это
время? Пристыженный, открываю первую попавшуюся книгу. Но очень скоро рука с книгой
опускается, и я устремляю в окно неподвижный взгляд. Так, глядя в пустоту, я могу сидеть часа-
