Эрих Ремарк: «Возвращение»
44
– Ах, ради бога! – Она прикладывает палец к губам и корчит такую мину, точно я сказал
черт знает какую гадость. Впрочем, таковы они все: требуют, чтобы мы были героями, но о вшах
не хотят ничего знать.
Мне приходится пожимать руки всем многочисленным гостям, и я начинаю потеть. Люди
здесь совсем не такие, как на фронте. По сравнению с ними я кажусь себе неуклюжим, как танк.
Они сидят, будто куклы в витрине, и разговаривают, как на сцене. Я стараюсь прятать руки, ибо
окопная грязь въелась в них, как яд. Украдкой обтираю их о брюки, и все-таки руки мои оказы-
ваются влажными именно в ту минуту, когда надо поздороваться с дамой.
Жмусь к стенкам и случайно попадаю в группу гостей, в которой разглагольствует совет-
ник счетной палаты.
– Вы только представьте себе, господа, – кипятится он, – шорник! Шорник и вдруг – пре-
зидент республики! Вы только вообразите себе картину: парадный прием во дворце, и шорник
дает аудиенции! Умора! – От возбуждения он даже закашлялся. – А вы, юный воин, что вы ска-
жете на это? – обращается он ко мне и треплет меня по плечу.
Над этим вопросом я еще не задумывался. В смущении пожимаю плечами:
– Может быть, он кое-что и смыслит…
С минуту господин советник пристально смотрит на меня, затем разражается хохотом.
– Очень хорошо, – каркает он, – очень хорошо… Может быть, он кое-что и смыслит! Нет,
голубчик, это надо иметь о крови! Шорник! Но почему тогда не портной или сапожник?
Он снова поворачивается к своим собеседникам. Меня злит его болтовня. С какой стати он
так пренебрежительно говорит о сапожниках? Они были не худшими солдатами, чем господа из
образованных. Адольф Бетке тоже сапожник, а в военном деле смыслил больше иного майора. У
нас на фронте ценился человек, а не его профессия. Неприязненно оглядываю советника. Он так
и сыплет цитатами; возможно, он и вправду хлебал образование ложками, но на фронте, если бы
понадобилось, я предпочел бы, чтобы из огня меня вынес не он, а Адольф Бетке.
Я рад, когда наконец все усаживаются за стол. Моя соседка – молодая девушка в лебяжьем
боа. Она нравится мне, но я не знаю, о чем с ней говорить. На фронте вообще мало приходилось
разговаривать, а с дамами и подавно. Все оживленно болтают. Пытаюсь прислушаться, чтобы
уловить для себя что-либо поучительное.
На почетном месте, возле хозяйки, сидит советник счетной палаты. Как раз в эту минуту он
заявляет, что если бы мы продержались еще два месяца, война была бы выиграна. От такого
вздора мне чуть дурно не становится: каждому рядовому известно, что у нас попросту иссякли
боевые припасы и людские резервы. Против советника сидит дама и рассказывает о своем муже,
павшем на поле брани; при этом она так важничает, словно убита она, а не он. Подальше, на дру-
гом конце стола, разговор идет об акциях и об условиях мира. И, само собой разумеется, сии
господа лучше разбираются в этих вопросах, чем те, кто непосредственно занимается ими. Ка-
кой-то субъект с крючковатым носом рассказывает с ханжеским сочувствием злую сплетню о
жене своего друга и при этом так плохо скрывает злорадство, что хочется запустить ему в рожу
стаканом.
От всей этой трескотни у меня мутится в голове; вскоре мне уже становится не под силу
следить за разговором. Девушка в лебяжьем боа насмешливо спрашивает, не лишился ли я на
фронте дара речи.
– Нет, – бормочу я и думаю про себя: вот бы сюда Тьядена и Козоле. Они здорово бы по-
смеялись над чепухой, которую вы здесь мелете с таким важным видом. Но меня все-таки точит
досада, что мне вовремя не удалось вставить меткое замечание и показать, что я о них думаю.
Но вот, хвала господу, на столе появляются великолепно зажаренные отбивные котлеты. У
меня раздуваются ноздри. Настоящие свиные котлеты на настоящем сале. Один вид их примиря-
ет меня со всеми неприятностями. Кладу себе на тарелку солидную порцию и с наслаждением
начинаю жевать. Как вкусно, ах, как вкусно! Бесконечно давно не ел я свежих котлет. В послед-
ний раз это было во Фландрии. Чудесным летним вечером мы поймали двух поросят и сожрали
их, обглодав до костей… Тогда еще жив был Катчинский… Ах, Кат… И Хейе Вестхус… То бы-
ли настоящие ребята, не такие, как здесь, в тылу… Я ставлю локти на стол и забываю все окру-
жающее, я весь переношусь в столь близкое еще прошлое. Поросята на вкус были очень неж-
ные… К ним мы напекли картофельных оладий… И Леер был тогда с нами, и Пауль Боймер, да,
