Эрих Ремарк: «Возвращение»
118
– Верно, – говорю я. – Без носового платка он легко мог обойтись. Кстати, платка часто у
него и вовсе не было.
– А револьвер…
– Спас ему разок-другой жизнь, – перебиваю я. – Вот уже три года, как он с ним не расста-
ется. Это уже фронтовая привычка.
– Но теперь-то револьвер ему не нужен. Ведь сейчас-то мир.
Я пожимаю плечами:
– До нашего сознания это как-то еще не дошло.
Председатель опять обращается к Альберту:
– Подсудимый, не желаете ли вы наконец облегчить свою совесть? Вы не раскаиваетесь в
своем поступке?
– Нет, – глухо отвечает Альберт.
Наступает тишина. Присяжные настораживаются. Прокурор всем корпусом подается впе-
ред. У Вилли такой вид, точно он сейчас бросится на Альберта. Я тоже с отчаянием смотрю на
него.
– Но ведь вы убили человека! – отчеканивая каждое слово, говорит председатель.
– Я убивал немало людей, – равнодушно говорит Альберт.
Прокурор вскакивает. Присяжный, сидящий возле двери, перестает грызть ногти.
– Повторите – что вы делали? – прерывающимся голосом спрашивает председатель.
– На войне убивал, – быстро вмешиваюсь я.
– Ну, это совсем другое дело… – разочарованно тянет прокурор.
Альберт поднимает голову:
– Почему же?
Прокурор встает:
– Вы еще осмеливаетесь сравнивать ваше преступление с делом защиты отечества?
– Нет, – возражает Альберт. – Люди, которых я там убивал, не причинили мне никакого
зла…
– Возмутительно! – восклицает прокурор и обращается к председателю: – Я вынужден про-
сить…
Но председатель сдержаннее его.
– К чему бы мы пришли, если бы все солдаты рассуждали подобно вам? – говорит он.
– Верно, – вмешиваюсь я, – но за это мы не несем ответственности. Если бы его, – указы-
ваю я на Альберта, – не научили стрелять в людей, он бы и сейчас этого не сделал.
Прокурор красен как индюк:
– Но это недопустимо, чтобы свидетели, когда их не спрашивают, сами…
Председатель успокаивает его:
– Я полагаю, что в данном случае мы можем отступить от правила.
Меня на время отпускают и на допрос вызывают девушку. Альберт вздрагивает и стиски-
вает зубы. На девушке черное шелковое платье, прическа
– только что от парикмахера. Она выступает крайне самоуверенно. Заметно, что она чувст-
вует себя центральной фигурой.
Судья спрашивает ее об отношениях с Альбертом и Бартшером. Альберта она рисует как
человека неуживчивого, а Бартшер, наоборот, был очень милым. Он-а, мол, никогда и не по-
мышляла о браке с Альбертом, с Бартшером же была, можно сказать, помолвлена.
– Господин Троске слишком молод, чтобы жениться, – говорит она, покачивая бедрами.
У Альберта градом катится пот со лба, но он не шевелится. Вилли сжимает кулаки. Мы ед-
ва сдерживаемся.
Председатель спрашивает, какого рода отношения были у нее с Альбертом.
– Совершенно невинные, – говорит она, – мы были просто знакомы.
– В вечер убийства подсудимый находился в состоянии возбуждения?
– Конечно, – не задумываясь, отвечает она. Видимо, это ей льстит.
– Почему же?
– Да, видите ли… – Она улыбается и чуть выпячивает грудь. – Он был в меня так влюб-
лен…
Вилли глухо стонет. Прокурор пристально смотрит на него сквозь пенсне.
