— То, что у нас остается, нам нужно для тех, которые скрываются у нас уже сегодня. Мы же
не получаем на них пайков. Но мы будем делать все, что в наших силах. Этого тебе достаточно?
509-й подумал, что этого и достаточно, и в то же время слишком мало — всего лишь
обещание. Но большего он не мог требовать, пока их барак ничего не сделал для Большого
лагеря.
— Достаточно.
— Хорошо. Теперь надо еще переговорить с Бергером. Он может быть вашим связным. Раз
ему разрешено покидать Малый лагерь. Так проще всего. Остальных можешь взять ты сам. Чем
меньше людей будет знать обо мне, тем лучше. Связной, который знает только связного другой
группы, — милое дело! И еще запасной связной. Азбука конспирации, которой тебя учить не
надо, верно? — Левинский бросил испытующий взгляд на 509-го.
— Которой меня учить не надо, — ответил тот.
Левинский пополз сквозь багровую тьму прочь, в сторону уборной и «дохлых» ворот. 509-й
отправился на ощупь назад. Он вдруг заметил, что очень устал. У него было такое чувство, будто
он целый день говорил и напряженно думал. С тех пор, как он вернулся из бункера, он жил лишь
ожиданием разговора с Левинским. В голове у него все плыло. Город внизу пылал, как
гигантский горн. Он подполз к Бергеру.
— Эфраим, — сказал он, — похоже, что мы все-таки нашли выход.
К ним подковылял Агасфер.
— Ты поговорил с ним?
— Да, старик. Они нам помогут. И мы им тоже.
— Мы — им?
— Да, — ответил 509-й и выпрямился. В голове у него вновь прояснилось. — Они нам, а мы
— им. Баш на баш.
В голосе его звучало что-то похожее на гордость: предложенная им помощь была не
милостыня — они готовы были платить за нее. Они тоже могли еще на что-нибудь сгодиться.
Они даже могли помочь Большому лагерю. Отощавшие и обессилевшие настолько, что их качало
от ветра, они в эту минуту забыли о своей физической слабости.
— Мы нашли выход, — повторил 509-й. — У нас опять есть связь. Мы теперь не будем
сидеть на отшибе, как прокаженные. Карантин отменяется!
Это звучало так, словно он сказал: «Смертный приговор отменяется! Нам дают маленький
шанс!» Казалось, в его словах нашла выражение та чудовищная, неизмеримая разница между
отчаянием и надежной.
— Мы теперь постоянно должны думать об этом, — продолжал он. — Мы должны жрать
это, как хлеб. Как мясо. Скоро конец. Это точно. И мы выберемся отсюда. Раньше бы это могло
нас угробить. Слишком далеко было до конца. Слишком много было умерших надежд. Все это
позади. Теперь действительно пришло время. Теперь это должно нам помочь. Мы должны жрать
это своими мозгами. Это для нас — мясо!
— Он не принес никаких новостей? — спросил Лебенталь. — Кусок газеты или что-нибудь
наподобие этого?
— Нет. Все запрещено. Но они тайком мастерят радио. Из всякого мусора и украденных
деталей. Через пару дней оно должно заработать. Может, они даже захотят спрятать его у нас.
Тогда мы будем точно знать, что делается в мире.
509-й достал из кармана два куска хлеба. Их оставил ему Левинский. Он протянул их
Бергеру:
— Держи, Эфраим. Раздели их. Он обещал принести еще.
