Эрих Ремарк: «Возвращение»
85
говых, от каждого из остальных. Крестьяне полагают, что тут-то нам и будет крышка. Несколько
оторопело смотрят они, как мы, глазом не моргнув, осушаем стаканы. Во взглядах, которыми
они окидывают нас, мелькает некоторое уважение. Вилли с невозмутимым видом заказывает еще
одну круговую.
– Пива не нужно, гони горячее! – кричит он хозяину.
– Одну водку? Вот черт! – говорит староста.
– Не сидеть же нам до утра, – спокойно замечает Вилли, – от пива ведь с каждой кружкой
только трезвеешь!
В глазах у старосты растет изумление. Едва ворочая языком, один из наших собутыльников
признает, что мы горазды закладывать за галстук. Двое молча встают из-за стола и исчезают.
Кое-кто из наших противников пытается украдкой вылить содержимое стаканов под стол. Но
Вилли следит, как бы кто не уклонился. Он требует, чтобы руки у всех лежали на столе, а стака-
ны опрокидывались в глотки. Смех прекратился. Мы явно выигрываем.
Через час большинство крестьян с позеленевшими лицами валяется по разным углам ком-
наты или, пошатываясь, бредет во двор. Группа за столом все убывает, остаются, кроме нас,
только староста да писарь. Начинается поединок между этой парой и нами. Правда, и у нас дво-
ится в глазах, но те уже давно лопочут что-то нечленораздельное. Это придает нам свежих сил.
Еще через полчаса, когда лица у нас уже стали багрово-синими, Вилли наносит главный
удар.
– Четыре чайных стакана коньяку! – кричит он трактирщику.
Староста отшатывается. Приносят коньяк. Вилли всовывает стаканы им в руки:
– Ваше здоровье!
Они только таращат на нас глаза.
– Вылакать! – орет Вилли. Огненная шевелюра его полыхает. – Ну, единым духом! – Пи-
сарь пытается уклониться, но Вилли не отстает.
– В четыре глотка! – смиренно молит староста.
– Нет! Единым духом! – настаивает Вилли. Он встает и чокается с писарем. Я тоже вскаки-
ваю.
– Пей! Ваше здоровье! Ваше драгоценнейшее! – ревем мы ошеломленным крестьянам.
Как телята, ведомые на заклание, они смотрят на нас и отпивают глоток.
– До дна! Не сметь жульничать! – рявкает Вилли. – Встать!
Шатаясь, те встают и пьют. Они всячески пытаются не допить, но мы, крякая, показываем
на свои стаканы:
– Ваше здоровье! Допить остатки! Досуха!
И они проглатывают все до дна. С остекленевшими глазами, медленно, но верно соскаль-
зывают они на пол. Мы победили; при медленных темпах они, верно, уложили бы нас, но в бы-
стром опрокидывании рюмок у нас большой опыт. Мы хорошо сделали, навязав им свой темп.
Плохо держась на ногах, но с гордым сознанием победы, оглядываем мы поле битвы. Ле-
жат все, кроме нас. Почтальон, он же хозяин трактира, опустив голову на стойку, плачет по же-
не, которая умерла от родов, когда он был на фронте.
– Марта, Марта… – всхлипывает он неестественно высоким голосом.
– В этот час он всегда такой, – рассказывает служанка.
Вой хозяина неприятно режет слух. Да и пора уже идти.
Вилли сгребает старосту, я обхватываю более легкого писаря, и мы тащим их по домам.
Это венец нашего триумфа. Писаря мы укладываем у крыльца и стучим, пока в окне не показы-
вается свет. Старосту ждут. Жена его стоит в дверях.
– Господи Исусе, – визжит она, – да это наши новые учителя! Такие молодые и такие про-
пойцы! Что же дальше будет!
Вилли пытается объяснить ей, что это было делом чести, но запутывается.
– Куда его девать? – спрашиваю я наконец.
– Положите вы этого пьянчугу пока сюда, – решительно говорит она. Мы валим его на ди-
ван. Улыбаясь как-то совсем по-детски, Вилли просит у хозяйки кофе. Та смотрит на него, как на
готтентота.
– Ведь мы вам доставили вашего супруга, – говорит он, весь сияя.
Перед таким невероятным, но беззлобным нахальством капитулирует даже эта суровая
