Эрих Ремарк: «Возвращение»
91
тогда Альберт? Нужно иметь близкого человека, – так, кажется?
Задумчиво прислушиваюсь к болтовне девушки; она щебечет, как ласточка,
– о товарках, о поштучной оплате за белье, которое она шьет, о новых танцах и еще о тыся-
че всяких пустяков. Если бы за штуку белья платили на двадцать пфеннигов больше, она могла
бы обедать в ресторане и была бы вполне довольна. Я завидую ясности и несложности ее суще-
ствования и все расспрашиваю ее и расспрашиваю. Мне хотелось бы каждого, кто здесь смеется
и веселится, расспросить о его жизни. Может быть, я узнал бы что-нибудь такое, что помогло бы
мне жить.
Потом я провожаю мою ласточку домой. Она живет под самой крышей серого, густо насе-
ленного дома. У подъезда мы останавливаемся. В своей ладони я ощущаю тепло ее руки. Смутно
белеет во мраке ее лицо. Человеческое лицо, рука, таящая в себе тепло и жизнь…
– Позволь мне пойти с тобой, – говорю я горячо, – позволь.
Мы осторожно крадемся по скрипучей лестнице наверх. Я зажигаю спичку, но девушка
тотчас задувает ее, берет меня за руку и ведет за собой.
Узенькая комнатка. Стол, коричневый диван, кровать, несколько картинок на стенах, в углу
швейная машина, камышовый манекен и корзина с недошитым бельем.
Малютка проворно достает спиртовку и приготовляет чай из яблочной кожуры и уже с де-
сяток раз заваренных и высушенных чаинок. Две чашки, смеющееся, чуть плутоватое личико,
трогательно-голубое платьице, приветливая бедность комнаты, ласточка, единственное достоя-
ние которой – ее юность… Сажусь на диван. Неужели так начинается любовь? Так легко, словно
это игра? Для этого нужно, пожалуй, перескочить через самого себя.
Ласточка мила, и, верно, так уж водится в ее маленькой жизни, что кто-нибудь приходит,
берет ее в объятия и уходит; швейная машина жужжит, приходит другой, ласточка смеется, лас-
точка плачет, и все шьет и шьет… Она набрасывает на машину маленькую пеструю покрышку, и
машина из рабочего стального животного превращается в горку красных и синих шелковых цве-
тов. Ласточка не хочет, чтобы хоть что-нибудь напоминало ей день. Она сворачивается клубоч-
ком у меня на груди и болтает, и мурлычет, и лепечет, и поет; в своем легком платьице она так
худа и бледна, – голод, видно, здесь нередкий гость; она так легка, что ее можно на руках пере-
нести на кровать, на железную походную койку; лицо ее так трогательно, когда она, отдаваясь,
крепко обвивает мою шею руками и вздыхает и улыбается, дитя с закрытыми глазами, и вновь
вздыхает, и дрожит, и лепечет что-то, и дышит глубоко, и слегка вскрикивает; я не отрываясь
смотрю на нее, я бы хотел быть таким же, и я молча спрашиваю себя: «То ли это, то ли это?..» А
потом ласточка осыпает меня множеством ласковых имен и со стыдливой нежностью льнет ко
мне, а когда я ухожу и спрашиваю: «Ты счастлива, ласточка?» – она целует меня много-много
раз, и корчит гримаску, и машет мне, и кивает, кивает, кивает…
А я спускаюсь с лестницы бесконечно изумленный. Она счастлива; как мало ей нужно!
Этого я не могу понять. А может быть, она, как и до нашей встречи, существо недоступное мне,
жизнь в себе, в которую я не могу проникнуть? И разве она не осталась бы такой же, даже если
бы я пламенно любил ее? Ах, любовь – факел, летящий в бездну, и только в это мгновение оза-
ряющий всю глубину ее!
Я миную улицу за улицей, направляюсь к вокзалу. Нет, все это не то, не то. Чувствуешь се-
бя еще более одиноким…
3
Круг света, падающий от лампы, освещает стол. Передо мной пачка синих тетрадей. Рядом
– пузырек с красными чернилами. Я просматриваю тетрадь, подчеркиваю ошибки, вкладываю
промокательную бумагу и беру следующую.
Потом встаю из-за стола. И это жизнь? Вот эта монотонная смена дней и часов? Как мало, в
сущности, она заполняет мой мозг. Слишком много времени остается для раздумий. Я надеялся,
что однообразие успокоит меня. Но от него только тревожней. Как бесконечно тянутся здесь ве-
чера!
Я прохожу через сени. В полумраке фыркают и постукивают копытами коровы. Рядом, со-
бираясь доить, согнулись на низеньких табуретках служанки. Каждая сидит как бы в отдельной
клетушке, стены которой образуют темные пятнистые тела животных. В теплых испарениях ко-
