Эрих Ремарк: «Возвращение»
93
Я отодвигаюсь, хочу поползти назад к нашим окопам, но оглядываюсь еще раз. Что это?
Покойник ожил, он встает, собирается бежать за мной… Я вытаскиваю вторую гранату и бросаю
ему наперерез. Граната падает в метре от него, откатывается в сторону, лежит… я считаю, счи-
таю… Почему она не взрывается? Покойник стоит, обнажив в страшной улыбке десны, я бросаю
еще одну гранату… Опять нет взрыва… А тот уже сделал несколько шагов, он бежит на своих
обрубках, ухмыляется, тянет ко мне руки… Я бросаю последнюю гранату… Она попадает ему в
грудь, но он смахивает ее… Я вскакиваю, хочу бежать… но колени размякли, как масло, не слу-
шаются, я волоку ноги бесконечно медленно, они точно прилипают к земле, я отрываю их, бро-
саюсь вперед, уже слышу за собой тяжелое дыхание преследователя, руками обхватываю под-
кашивающиеся ноги… Но сзади уже вцепились мне в шею две руки, прижимая меня к земле,
покойник коленями становится мне на грудь, подбирает волочащиеся обмотки, наматывает их
мне на шею. Я верчу головой, напрягаю все мускулы, я бросаюсь вправо, стараясь избегнуть
петли… Толчок, тупая душащая боль в горле, покойник тащит меня прямо к известковой яме, он
толкает меня вниз, я теряю равновесие, но пытаюсь удержаться, я скольжу, падаю, кричу, падаю
долго, бесконечно долго, кричу, бьюсь, кричу…
Глыбами раскалывается мрак под моими скребущими руками, что-то с треском падает око-
ло меня, я натыкаюсь на камни, выступы, железо. Безудержно рвется из груди моей крик, дикий,
пронзительный, я не могу остановить себя, в крик мой вплетаются какие-то возгласы, кто-то сти-
скивает мне руки, я кого-то отталкиваю, кто-то наступает на меня, мне удается схватить винтов-
ку, я нащупываю прикрытие, хватаю врага за плечи, пригибаю к земле и кричу, кричу; потом –
точно острый нож сверкнул и разрубил узел: Биркхольц! И опять: Биркхольц!.. Я вскакиваю; по-
доспела помощь, я должен пробиться во что бы то ни стало, я вырываюсь, бегу, получаю удар по
коленям, проваливаюсь в мягкую яму, на свет, яркий трепетный свет… Биркхольц! Биркхольц!
Только крик мой все еще гулко отдается в пространстве… Но вот оборвался и он…
Около меня стоят хозяин и хозяйка. Я лежу поперек кровати, ноги свесились на пол, работ-
ник крепко держит меня, я судорожно сжимаю в руке трость, словно винтовку; должно быть, я в
крови; нет, это собака лижет мне руку.
– Учитель, – дрожа говорит хозяйка, – что с вами?
Я ничего не понимаю.
– Как я попал сюда? – хрипло говорю я.
– Учитель, послушайте, учитель! Проснитесь же! Вам что-то приснилось.
– Приснилось? – говорю я. – По-вашему, все это мне приснилось? – Я начинаю хохотать,
хохотать так, что меня всего трясет, так, что мне становится больно. Я хохочу, хохочу безоста-
новочно.
И вдруг смех мой сразу иссякает.
– Это был английский капитан, – шепчу я, – тот самый, который тогда…
Работник потирает оцарапанную руку.
– Вам что-то приснилось, учитель, и вы упали с кровати, – говорит он. – Вы ничего не
слышали и чуть меня не убили…
Я не понимаю, о чем он говорит, чувствую бесконечную слабость и полное изнеможение.
Вдруг замечаю, что трость все еще у меня в руках. Отставляю ее и сажусь на достели. Собака
прижимается к моим ногам.
– Дайте мне стакан воды, тетушка Шомакер, и ступайте, ложитесь спать.
Но сам я не ложусь больше, а закутываюсь в одеяло и усаживаюсь у стола. Огня я не гашу.
Так я сижу долго-долго, неподвижно и с отсутствующим взглядом, – только солдаты могут
так сидеть, когда они одни. Постепенно начинаю ощущать какое-то беспокойство, словно в ком-
нате кто-то есть. Я чувствую, как медленно, без малейшего усилия с моей стороны, ко мне воз-
вращается способность смотреть и видеть. Слегка приоткрываю глаза и вижу, что сижу прямо
против зеркала, висящего над умывальником. Из неровного стекла глядит на меня лицо, все в
тенях, с темными впадинами глаз. Мое лицо…
Я встаю, снимаю зеркало с крюка и ставлю его в угол стеклом к стене.
Наступает утро. Я иду к себе в класс. Там, чинно сложив руки, уже сидят малыши. В их
больших глазах еще живет робкое удивление детства. Они глядят на меня так доверчиво, с такой
верой, что меня словно ударяет что-то в сердце…
