Эрих Ремарк: «Возвращение»
68
Она оглядывается:
– Эрнст!.. Ты вернулся?
Мы идем рядом. Туман ползет между нами, Волк с лаем прыгает вокруг нас, трамваи зве-
нят, и мир тепел и мягок. Вернулось прежнее чувство, полнозвучное, трепетное, парящее, годы
стерты, взметнулась дуга к прошлому, – это радуга, светлый мост в тумане.
Я не знаю, о чем мы говорим, да это и безразлично, важно то, что мы рядом, что снова зву-
чит нежная, чуть слышная музыка прежних времен, эти летучие каскады предчувствий и томле-
ний, за которыми шелком переливается зелень лугов, поет серебряный шелест тополей и темне-
ют мягкие очертания горизонта юности.
Долго ли мы так бродили? Не знаю. Я возвращаюсь назад один – Адель ушла, но словно
большое яркое знамя веет во мне радость и надежда, полнота жизни. Я вновь вижу свою маль-
чишескую комнатку, зеленые башни и необъятные дали.
По дороге домой встречаю Вилли, и мы вместе отправляемся искать Валентина. Мы уже
почти нагнали его и видим, как он вдруг радостно бросается к какому-то незнакомому нам чело-
веку и с размаху крепко хлопает его по плечу.
– Кукхоф, старина, ты как сюда попал? – Валентин протягивает ему руку.
– Вот так встреча! Где довелось увидеться!
Кукхоф некоторое время смотрит на Валентина, точно оценивая его:
– А, Лагер, не правда ли?
– Ну ясно. Вместе воевали на Сомме. Помнишь, как мы с тобой среди всей этой мерзости
лопали пирожки, которые мне прислала Лили? Еще Георг принес их нам на передовые вместе с
почтой? Чертовски рискованно было с его стороны, верно?
– Еще бы, конечно, – говорит Кукхоф.
Валентин взволнован от нахлынувших воспоминаний.
– А Георга так-таки настигла пуля, – рассказывает он. – Тебя тогда уже не было. Пришлось
ему расстаться с правой рукой. Нелегкая штука для него,
– он ведь кучер. Верно, занялся чем-нибудь другим. А тебя куда потом занесло?
Кукхоф бормочет в ответ что-то невнятное. Затем говорит:
– Очень приятно встретиться. Как же вы поживаете, Лагер?
– Что? – оторопев спрашивает Валентин.
– Как вы поживаете, говорю, что поделываете?
– «Вы»? – Валентина словно обухом по голове хватили. С минуту он смотрит на Кукхофа,
одетого в элегантное коверкотовое пальто. Потом оглядывает себя, краснеет, как рак, отходит. –
Обезьяна! – только и говорит он.
Мне тяжело за Валентина. Вероятно, впервые он сталкивается с мыслью о неравенстве. До
сих пор мы все были солдатами. А теперь этакий вот самонадеянный малый одним-
единственным «вы» вдребезги разбивает всю его непосредственность.
– Не стоит о нем думать, Валентин, – говорю я. – Такие, как он, гордятся папашиным капи-
талом. Тоже, понимаешь, занятие.
Вилли со своей стороны прибавляет несколько крепких словечек.
– Нечего сказать – боевые товарищи! – говорит со злостью Валентин. Видно, что от этой
встречи у него остался тяжелый осадок.
К счастью, навстречу идет Тьяден. Он грязен, как половая тряпка.
– Послушай-ка, Тьяден, – говорит Вилли, – война-то ведь кончена, не мешало бы и по-
мыться.
– Нет, сегодня еще не стоит, – важно отвечает Тьяден, – вот уж в субботу. Тогда я даже ис-
купаюсь.
Мы поражены. Тьяден – и купаться? Неужели он еще не оправился от августовской конту-
зии? Вилли с сомнением прикладывает ладонь к уху:
– Мне кажется, я ослышался. Что ты собираешься делать в субботу?
– Купаться, – гордо говорит Тьяден. – В субботу вечером, видите ли, моя помолвка.
Вилли смотрит на него, точно перед ним заморский попугай. Затем он осторожно кладет
свою лапищу ему на плечо и отечески спрашивает:
– Скажи, Тьяден, у тебя не бывает иногда колотья в затылке? И этакого странного шума в
ушах?
